Путешествие на "Щелье" - [9]

Недалеко от Архангельска есть дивное Большое Слободское озеро. Это территория бобрового заказника. Чтобы попасть туда, надо проехать сорок километров по железной дороге до станции Тундра, потом пройти около двадцати километров по деревянной тропе — стесанным сверху бревнам, уложенным в линию. По сторонам–трясина, заболоченные лесные дебри.

На Слободском озере я впервые побывал однажды весной с детским писателем Иваном Полуяновым, заядлым охотником. Мы выехали из Архангельска в ненастную погоду, с моря дул порывистый ледяной ветер, моросил нудный дождь, над взлохмаченной Северной Двиной клубилась мгла.

Деревянная тропа вывела нас в большую долину, окруженную холмами. На дне ее блестело озеро. Его длина — километров восемь. От самого берега несколькими ярусами высоко в небо поднимался лес. В первом ряду — ярко–зеленые березы, кус тарник, молодые осины. А выше громоздились темные, угрюмые ели. Склонов не видно, казалось, чем дальше от озера, тем выше деревья. В последнем ряду–какие–то допотопные стометровые гиганты. Здесь было тихо, тепло, редкие белые облака висели над озером. На берегу мы увидели грубо сколоченный стол, вкопанный в землю, скамейку. Полуянов вскинул ружье, один за другим прогремели два выстрела. В стороне, недалеко от нас, из камышей выскользнула узкая лодка, в ней сидел сухощавый, с темным от загара лицом человек, похожий на индейца из романа Фенимора Купера. На коленях

— Пирога, — сказал я. — Это Чингачгук

— Точно, — рассмеялся Полуянов. — Он же Паровщиков, директор заказника. Его вигвам на той стороне. Нам повезло. Знаешь, как называется это место? Пристань Долгие Крики.

Хозяин редко бывает дома. Придут гости и начинают вопить…

В Слободское озеро впадают две речки и одна вытекает из него. В них и живут бобры, завезенные сюда в тридцатых годах. Постепенно они расселяются по всей Архангельской области.

Паровщиков устроил нас в гостинице–пустом, просторном доме — и пригласил обедать. У нас глаза разбежались: медвежатина, дичь, соленая и свежая рыба, грузди. Ах, что это были за грузди — маленькие, сахарно–белые, будто тронутые инеем, хрустящие…

Я поинтересовался, давно ли живет здесь хозяин.

— Больше двадцати лет, — ответил Паровщиков. — Между прочим, на дне этого озера лежат ключи от рая.

Мы рассмеялись.

— История забавная, — продолжал он. — До революции здесь жили монахи–старообрядцы. Однажды собрали крестьян из окрестных деревень, игумен показал ключи, объявил, что они от рая, выехал на лодке на середину озера и бросил их в воду. Говорят, фанатики топились здесь, рассчитывали, наверно, угодить прямо в рай.

Мы, конечно, искупались в озере, все–таки «святая» вода. Наловили окуней и щук больше, чем могли унести, половину оставили хозяину — на корм собакам. Вернулись в Архангельск, там по–прежнему моросил дождь. Горы каменного угля на берегу, подъемные краны. Контраст был слишком резким, переход из одного мира в другой — внезапным.

На Севере есть и другие райские уголки, где можно отдохнуть по–настоящему. Но это дело десятое.

По словам Буторина, он отправился в путешествие по Ледовитому океану, чтобы «поправить здоровье».

— Еще в детстве я слышал от стариков, — говорил он, — что поморы, которые на гребне весны доходили до Мангазеи, возвращались помолодевшими на десять лет. Хочу на себе проверить. В последний раз на шхуне врачи меня еле выпустили. Ты, говорят, свое отплавал, стал и слеповат, и глуховат, и прочее. С трудом их уговорил. В последний раз, мол, потом выбрасывайте на пенсию…

У меня цель была другая, не научная. Я прожил на Севере пятнадцать лет, написал о полярниках несколько книг и решил вернуться в родные края, уехать из Архангельска в Казань, там рядом город Чистополь, в котором я родился, и Кама, единственная река, впадающая в мое сердце. На прощанье хотелось посмотреть на «фасад России» и написать книгу о нашем путешествии, в основном для мальчишек. Стоило мне прищурить глаза, и я видел в дальнем синем море одномачтовый шлюп «Спрей», маленькую яхту «Язычник», плоты «Кон — Тики» и «Таити — Нуи», резиновые шлюпки и другие ненадежные на первый взгляд суденышки.

Миллионы мальчишеских глаз устремлены на эту необычную флотилию. На флагман — «Спрей» («Брызги»). Что–то родственное, мне кажется, есть у «Щельи» с этим судном, в чем–то схожи их создатели и капитаны.

Старый моряк Джошуа Спокам, родом из Ноной Шотландии, оставшись не у дел, решил осуществить свою давнишнюю мечту — в одиночку совершить кругосветное путешествие на парусном судне. Он был опытным мореходом, с двенадцати лет плавал на парусниках, прошел путь от юнги до капитана. За незначительную сумму он приобрел старый, небольшой шлюп «Спрей», который семь лет простоял на подпорках в поле, разобрал его на части, вырубил из дуба новый киль, заменил шпангоуты, обшивку, мачту, но существу построил новое судно. На это ушло тринадцать месяцев. Спущенный на воду «Спрей», но словам хозяина, напоминал лебедя. Распили» поперек брошенную плоскодонную лодку, Спокам соорудил из носовой части судовую шлюпку, которая служила ему также корытом для стирки белья. Вместо хронометра он купил настольные жестяные часы. Часть снаряжения и продвольствня ему подарили рыбаки.