Путешествие к Источнику Эха. Почему писатели пьют - [84]
В 1977 году это был сухопарый, кожа да кости, нерешительный человек, говоривший еле слышным прерывистым шепотом. Он казался дружелюбным, но слегка беспокойным, причем его беспокойство было особого рода: оно вам не докучало, но давало понять, что он недавно побывал на краю пропасти и решительно не желает оказаться там снова. Его зубы нуждались в лечении. Волосы были густые, всклокоченные. Загрубевшие руки, дикие бакенбарды, темные очки в роговой оправе, брюки горчичного цвета, безобразная коричнево-пурпурная полосатая рубашка, купленная на распродаже, и бесформенная обувь. Казалось, этот человек вышел из междугородного автобуса году в 1964-м, долгое время проработав где-то в глубинке тюремным надзирателем. И при этом он был совершенно неотразим[339].
В течение следующих двух лет этот сухопарый, неотразимый человек избегал собственной семьи, бесконечные неурядицы в которой, как ему казалось, могли помешать его исцелению. Одно время он почти перестал писать, но потом понемногу пошли рассказы; в них было мало человеческих взаимоотношений, но ради них он восстал из мертвых. В июне 1980 года Карвер отдал сборник новых и нескольких старых вещей Гордону Лишу, своему любимому редактору в издательстве Knopf, под рабочим заглавием «Как же много воды вокруг».
Гордон Лиш купил книгу, изменив заглавие на «Так о чем мы рассуждаем, рассуждая о любви» и внеся еще кое-какие изменения. Он убрал последние шесть страниц рассказа «Если тебе угодно», в котором Джеймс Пекер, узнав, что у его жены рецидив рака, начинает молиться обо всех знакомых ему людях, живых и мертвых. Убрал и последние восемнадцать страниц рассказа «Маленькая радость», разрушая цельность его утешительной концовки, где кондитер кормит булочками с корицей и теплым черным хлебом супружескую пару, только что потерявшую ребенка.
Карвер был потрясен сокращениями, умолчаниями и подчистками. Многоречивость, против которой возражал Гордон Лиш, была кровно связана с его собственным чувством исцеления и новообретенной милости. «Я боюсь, смертельно боюсь, — писал он Лишу в длинном письме, начатом ранним утром 8 июля, — что, если книга, упаси Боже, будет напечатана в таком усеченном виде, я уже никогда не смогу писать рассказов, настолько некоторые из них кровно связаны с моим обретением душевного равновесия».
Ему казалось, что редакторская правка (и компромисс, который она представляла) была антагонистична его трезвости, и если фальшивка, в которую превратилась книга, будет опубликована в нынешнем виде, он, скорее всего, бросит писать и снова запьет. Он говорил о демонах, которые явятся и овладеют им; о смятении и паранойе; о страхе потерять и душу, и свое хрупкое самоуважение. Письмо было многословным и лихорадочным, мольбы о великодушии чередовались с мольбами о приостановке публикации. «Боже милостивый, Гордон, — заклинал Карвер, — пожалуйста, прости меня… услышь меня… помоги мне».
Через два дня он отправил Лишу другое, короткое письмо, в котором просил о нескольких конкретных изменениях. Еще через четыре — третье. На сей раз его настроение изменилось: «Я дрожу в ожидании выхода книги»[340]. Он снова просит восстановить некоторые изъятия, чтобы приблизиться к первоначальному варианту. Ничего не вышло: Гордон Лиш был убежден в своей правоте. Сборник «Так о чем мы рассуждаем…» был опубликован в 1981 году, и на Карвера обрушилась слава.
Не вполне понятно, как относиться к этим трем письмам, с их перепадами настроения. В первом очевидна нервозность, свойственная недавно излечившимся алкоголикам (сам Карвер иногда называл это состояние «мурашками»). Мы не знаем, почему он всё-таки принял правку Лиша: удалось ли ему унять свою тревожность или не хотелось портить с любимым редактором отношения. То, что он очень высоко ценил Лиша, не вызывает сомнений: «Ты моя главная опора, — писал он ему весной 1980 года. — Старик, я тебя люблю. И это не пустые слова». Однако в дальнейшем Карвер никогда не допускал такой жесткой редактуры. Когда в 1983 году вышел «Собор», Карвер был уже полным хозяином положения, и правка Лиша была чисто косметической.
Новообретенная вера в себя подтолкнула Карвера к отношениям, которые завязались в беспокойный первый год трезвости. Летом 1978 года он влюбился в поэтессу Тесс Галлахер, ангела-хранителя и подругу своей новой жизни. Она жила в недавно построенном доме в своем родном Порт-Анджелесе, куда в самом конце 1982 года перебрался Реймонд. Именно в то время он написал — или, как сказал бы он сам, настиг — одну за другой стайки стихов, увертливых и первозданных, как лосось, который ему иногда снился ночами.
Одно из них я перечитывала столько раз, что почти протоптала в нем тропинку. Оно называется «Там, где вода встречается с другой водой». «Я люблю ручьи и их голоса», — начинает поэт и затем восторженно перечисляет все известные ему названия водных путей и говорит, как они расширяют и орошают его сердце. «Сейчас мне сорок пять лет», — сообщает он.
