Путешествие из Дубровлага в Ермак - [20]
Теперь самое время вроде бы обрушиться с нападками на гебистов — но только не с моей стороны! Напротив: следователи, потому и латали обвинительное заключение фальшивками, что их сознание было сознанием профессионалов-юристов, и они старались хотя бы оформить дело чем-то, похожим на правду. И на том спасибо!
Зато судья мне попался из "сферы обычного права": то был его первый политический процесс. Причем он тоже был относительно неплохой профессионал… На суде я только слегка прикоснулся к обвинительному заключению — и оно развалилось на осколки. Судья дословно переписал его в приговор, но исключил лист с доказательствами "умысла на подрыв", о которых я заговорил на процессе… И взамен Олег Васильевич Карлов вставил супротив гебистских законоподобных фальшивок простую, как блеяние, фразу: "Умысел Хейфеца М. Р. на подрыв и ослабление Советской власти доказывается всеми его действиями". Конец цитаты. Признаюсь, я от радости обалдел! Я дышал, например, или ел, или ходил в кино, или спал с женой — и оказывается, самым фактом своего существования подрывал советскую власть. А?
Но, подумав, я смирился. Судья по сути был прав!
Ибо я родился в годы сталинских пятилеток в бедной по происхождению и абсолютно советской по убеждениям семье. Я воспитан комсомолом и книгами Маркса-Энгельса-Ленина, а также "Кратким курсом истории ВКП(б)". Потом комсорг и целинник (правда, не вступил в КПСС)… Посторонних влияний и то не найти: ни одного знакомого иностранца, способного совратить меня в буржуазную веру, да и диссидентских знакомств практически не было. На сберкнижке обнаружено пять рублей — значит, незаконных доходов не имел. Но и не беден — имел средний заработок (хотя лишь немного поступившись совестью, имел возможности очень значительных поступлений — мне и корысть не пришьешь). В глазах Олега Васильевича само существование такого "оборотня", как я, являлось свидетельством ослабления Советской власти — и мог ли я что-то возразить?
Но все же утверждать, что в Союзе при Брежневе происходило "укрепление сферы обычного правопорядка", когда судья, сочинивший такую формулу, значится в списке самых-самых значительных в городе, а в этом городе население превышало число жителей ста государств планеты (тогдашнего-то Израиля — точно, да и соседней Финляндии, наверно) — тоже, знаете ли, парадокс!
И — пара слов вдогонку.
В ЛенУКГБ у меня похитили мою собственность — пишущую машинку "Электрооптима". Все говорят, что в принципе работники ГБ много честнее в бытовом поведении, чем "стражи правосудия" в обычной бытовой сфере. Скажем, золото и драгоценности у арестованных "делашей" они будто бы как правило не исхищают. Но по пустякам эти — все ж советские — люди воздержаться от краж в доступных им по службе местах не в состоянии. Вот у Юры Бутченко, звукооператора вокально-инструментального ансамбля, возмечтавшего завербоваться в ЦРУ, в Ленинграде магнитофон конфисковали с протоколом и по всем правилам, но модные пленки-записи изъяли у него уже без всяких актов… У Германа Ушакова, "революционера-коммуниста", в том же Питере без протокола исчез на обыске… машинописный экземпляр "В круге первом". А. Солженицына. У Виталия Лысенко совсем смешная кража — растворился без следа после обыска нагрудный значок выпускника Военно-морского училища (попался ему на обыск коллекционер-любитель?). Это все родной Питер, а вот на Украине, у беглеца за границу Карпенка сперли… турецкий галстук. Признаюсь, я с удовольствием коллекционировал информацию: приятно же, когда тебя преследуют такие слуги закона.
А у меня похитили, повторяю, пишущую машинку. Собственно, чисто формально они имели право ее конфисковать: как же, орудие совершения преступления! Но ее почему-то не вписали в приговор на предмет конфискации, как положено по закону. По-моему, собирались вести какие-то игры с моим "перевоспитанием", и машинка должна была играть в этом социальном процессе некую неясную мне роль "покупки". Мне тогда казалось, что, убедившись на суде, что я сволочь и игра не получается, игру-то отменили, а вот вписать машинку в приговор обратно просто забыли — за делами…
Но — что бы им ни мерещилось, а после вступления приговора в законную силу машинка уже не подлежала конфискации! Таков закон. И я подал заявление — отдайте, мол, граждане…
Сразу оговорю: дальнейшее не связано с ГБ, ибо вопрос о судьбе моей машинки политических, либо государственных интересов никак не затрагивал! В камеру приносят постановление того же судьи Карлова: дополнить приговор постановлением о конфискации машинки. Я перехватываю мяч: швыряю ему заявление, что, огласив мне приговор в зале суда, Карлов сам лишил себя права изменить его задним числом. Закон, даже советский, такой привилегии судье не дает!
Противник кроет мое заявление тузом: в тюрьму специально является "Шкаф" — прокурор Пономарев.
— Давно ли изучаете юриспруденцию, Михаил Рувимович?
— В тюрьме начал…
— По вашему заявлению я консультировался с… — названа фамилия университетского профессора. — Вы, оказывается, забыли статью Уголовно-процессуального кодекса No… (сегодня я забыл этот номер.) Она разрешает суду вносить изменения в уже вступивший в законную силу приговор — и именно в одном-единственном случае: в части судьбы вещественных доказательств!
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Повесть М. Хейфеца посвящена мало известному широким кругам читателей народовольцу Н. В. Клеточникову. Этот предельно честный и скромный человек явил редкостный пример контрразведчика революции. Выполняя указания революционного центра, Клеточников проник в Третье отделение императорской канцелярии — так называлось главное полицейское учреждение царизма для борьбы с революционерами. Для этого ему пришлось в письме на родину отречься якобы от мечтаний молодости, порвать все прежние знакомства и стать презренным в глазах друзей шпионом правительства.
Российские предшественники нацизма объявили убийство семьи Романовых результатом «жидомасонского заговора». Иерусалимский писатель и историк М. Хейфец пытается, раскрыв подлинную историю преступления, показать, как осуществлялась «акция» следователей-фальсификаторов, а также проанализировать причины и степень участия евреев в русской революции.
Свыше шестидесяти тысяч книг об Иисусе Христе вышло в свет только в XX веке. Но среди них почти не появлялось сочинений о его процессе — об этом самом важном судебном заседании в истории человечества.Множество версий, свидетельств, гипотез, связанных с этим событием, возникло в среде еврейства. Евреи, среди которых жил, «наполнялся премудрости», проповедовал и погиб Иисус, создавали свои версии того, что происходило в среде их народа почти две тысячи лет назад.Почему Иисуса судили ночью? Почему на утро его отдали в руки Пилата? Почему Пилат не захотел его казнить? Почему на казни настаивали судьи Храма?Как иудеи и христиане разошлись в истории, исполнившись неприязни, принимавшей нередко форму смертельной ненависти?Обо всем этом рассказывает книга израильского историка, журналиста и писателя Михаила Хейфеца «Суд над Иисусом (еврейские версии и гипотезы)».
Рассказ о жизни и делах молодежи Русского Зарубежья в Европе в годы Второй мировой войны, а также накануне войны и после нее: личные воспоминания, подкрепленные множеством документальных ссылок. Книга интересна историкам молодежных движений, особенно русского скаутизма-разведчества и Народно-Трудового Союза, историкам Русского Зарубежья, историкам Второй мировой войны, а также широкому кругу читателей, желающих узнать, чем жила русская молодежь по другую сторону фронта войны 1941-1945 гг. Издано при участии Posev-Frankfurt/Main.
ОТ АВТОРА Мои дорогие читатели, особенно театральная молодежь! Эта книга о безымянных тружениках русской сцены, русского театра, о которых история не сохранила ни статей, ни исследований, ни мемуаров. А разве сражения выигрываются только генералами. Простые люди, скромные солдаты от театра, подготовили и осуществили величайший триумф русского театра. Нет, не напрасен был их труд, небесследно прошла их жизнь. Не должны быть забыты их образы, их имена. В темном царстве губернских и уездных городов дореволюционной России они несли народу свет правды, свет надежды.
В истории русской и мировой культуры есть период, длившийся более тридцати лет, который принято называть «эпохой Дягилева». Такого признания наш соотечественник удостоился за беззаветное служение искусству. Сергей Павлович Дягилев (1872–1929) был одним из самых ярких и влиятельных деятелей русского Серебряного века — редактором журнала «Мир Искусства», организатором многочисленных художественных выставок в России и Западной Европе, в том числе грандиозной Таврической выставки русских портретов в Санкт-Петербурге (1905) и Выставки русского искусства в Париже (1906), организатором Русских сезонов за границей и основателем легендарной труппы «Русские балеты».
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.