Путешественники - [19]
Жук и Жучиха молча сидели на крылечке, любуясь бархатно-черными силуэтами трав и кустов на жемчужном фоне вечернего неба. Молчал очарованный лес. Быть может, он думал о богатой княгине Осени, собирающейся к нему в гости?.. О ней же грезила Жучиха, представляя себе, как таким вот тихим вечером роскошная княгиня наряжается в свои драгоценные уборы из бархата, парчи и шелестящего шелка, благоухающего спелыми ягодами, фруктами и увядающей травой. Княгиня Осень любит ходить по золотым коврам, раскинутым на зеленых лужайках — и покорный ей лес уже начинает стелить желтые листья в тоскливом ожидании. Приходи, зовет он, златокудрая красавица, я целое лето тосковал о тебе…
Но Жук внезапно разорвал золотую цепь дум мечтательной супруги, сказав медленно:
— Гм!.. Знаешь, жена, что я надумал сейчас?
— Ну?
— Пойду завтра в гости к приятелям на Тихую поляну.
— Ну, додумался! — усмехнулась Жучиха. — Ты ж обещал им не раньше чем через неделю. Да и удобно ли бежать-то, так скоро, а?
— Кто его знает?.. — помолчал Жук минуту. — Понимаешь, так нестерпимо хочется посмотреть на людей в счастье, что и сказать о том не умею. Слово чести, не умею. Ну, печет, аж пятки чешутся. Сижу вот и думаю помимо воли: эй, да не за морем же эта Тихая, чтоб собираться на нее неделями! За день туда и назад можно обернуться, моим-то ходом! Да и погода, как видишь, стоит хорошая, на удивление, и кто знает, долго ли она, такая, продержится. Времечко-то к осени, не к лету…
— Если уж так хочется, — иди, — не возражала Жучиха. — Не можешь ты долго усидеть на месте, как цыган. Целое лето так: к дому да от дома, к дому да от дома… Чтоб у тебя столько здоровья было, сколько ты дорог исходил… Ну, что ж, пойду соберу тебе чего-нибудь поесть в дорогу…
— Для чего? — остановил ее Жук. — Я ж сказал тебе, что вернусь в тот же день… До рассвета встану, а к вечеру уже буду дома. Некогда дольше-то гостевать, мне еще одну стену обкладывать листьями надо, а то зимой как задует с той стороны…
— Это, да и ежевики надо бы еще насобирать пока погода, — сказала Жучиха. — Зима длинная, и хорошо, когда в доме, как в прошлом году, есть повидло, чтоб хлеб помазать.
— Эге, хорошо, что припомнила вовремя. Завтра по-пути и гляну, где она поспелее… Ну, а не пойти ли нам спать, а? — зевнул Жук во весь рот.
— Идем, а то тебе вставать рано!
Супруги удалились в дом, откуда через несколько минут раздался богатырский храп Усатого.
Перед рассветом Жучиха разбудила мужа. Не успела еще заняться заря, как Жук наскоро собрался и горячо поцеловал жену в лоб на прощанье.
— Ну, будь здорова, моя цыганочка!
— Счастливо! — заспано пробормотала Жучиха. — Да смотри у меня, долго не гости и берегись, чтоб какой беды по дороге не случилось.
— Не беспокойся! — рассмеялся Жук. — Не в первый раз ходить.
Он подкрутил усы и бодро зашагал по росе. Над озером нависала дымчато-серая мгла. На небе мерцали уже бледнеющие звезды. Темная громада леса все еще была полна тишины, но тишина эта стала перед утром напряженной и чуткой, как натянутая струна. Кое-где раздавался хриплый утренний кашель ранних птиц, с листвы крупными слезами скатывалась роса. Серый рассвет прокладывал себе путь по владениям сна свежим ветерком.
Когда взошло солнце, Жук был уже далеко от дома. Свежий, лившийся в легкие утренний воздух, бодрил, как искристое вино, и Жук не чувствовал ни малейшей усталости. Он шел, завтракая на ходу ягодами спелой сочной ежевики, густо алеющей на кустиках по сторонам тропинки. Вдруг из чащи раздался отчаянный, приглушенный расстоянием крик о помощи.
«Что это?» — замер на месте встревоженный Жук. Потом, движимый любопытством, влез на дерево, — может, увидит в чем дело. Но и с высоты ничего не было видно, только слышны были все усиливающиеся и постепенно приближающиеся крики.
Жук бегом кинулся навстречу. Пробежав опрометью несколько метров, он выскочил на широкую прогалину, где перед ним возникла диковинная картина.
Разъяренная толпа боровиков, рыжиков, опенок, мухоморов, груздей и волнушек исступленно гнала впереди себя двух каких-то несчастных. С ревом, свистом и невероятным шумом гонители избивали бедняг палками, молотили кулаками, забрасывали градом камней. Гонимые были уже чуть живы, оборванные, избитые, окровавленные. У Жука, при виде такого варварства, неистово забилось сердце. Не помня себя, грозно взъерошив усы, он бросился наперерез и заградил дорогу толпе.
— Стойте! — крикнул он во весь голос. — Остановитесь, сумасшедшие!
Толпа остановилась и застыла оторопев. Жук смело сделал несколько шагов навстречу. Но не успел он еще толком опомниться, как все испуганно шарахнулись назад и кинулись врассыпную с криками ужаса:
— Нечистый!.. Сатана!.. Сообщник их адский!.. Спасайтесь!..
— А-а-а!
Ошеломленный Жук подошел к пострадавшим. И тут потемнело у него в глазах.
— О-о-о! Что это с вами, друзья?! — вскрикнул Усатый, узнав боровика и сыроежку.
Но Шапочник и Рябенькая лежали в глубоком обмороке. Боровик еще лепетал в забытьи: «Лекарства» и «Рыжик Щербатый», а сыроежка не подавала уже признаков жизни…
Жук в отчаянье заломил было над головой руки. Но тотчас, не теряя присутствия духа, бросился спасать друзей. Раньше всего он смочил им росою виски и залепил на скорую руку кровоточащие раны листиками подорожника. Приведя их в сознание, он взобрался на высокий репейник и крикнул:
