Путь в космос - [62]

Начинаем режим номер два…

Яркий свет померк.

Скафандр не беспокоит? Самочувствие?

Г о л о с  Г о р е л о в а. Нормальное.

Камера заполняется красным светом.

Г о л о с  к о н с т р у к т о р а. Повторите условия режима номер два.

Г о л о с  Г о р е л о в а. Устойчивая температура плюс шестьсот градусов, без кислорода. Внешнее давление тридцать атмосфер. Проверка работоспособности с радиоаппаратурой. (Работает с приборами.)

Г о л о с  к о н с т р у к т о р а. Режим номер три! Какое сегодня число?

Г о л о с  Г о р е л о в а. Пятое июля. Космический холод. Температура минус двести пятьдесят градусов.

Красный свет в камере дрожит, колеблется и приобретает холодный зеленый оттенок, который становится все гуще и гуще.

Г о л о с  к о н с т р у к т о р а. Попробуйте сделать несколько движений.

Горелов встает, медленно движется.

Самочувствие?

Г о л о с  Г о р е л о в а. Жарко… Очень… Дыхание…

Г о л о с  к о н с т р у к т о р а. Если чувствуете себя плохо, немедленно доложите! Нажмите красную кнопку!

Г о л о с  Г о р е л о в а. Докладываю… Чувствую себя… хо… ро… (Падает.)

З а н а в е с

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

КАРТИНА ВОСЬМАЯ

Комната № 13. За столом  Г о р е л о в, пишет.

Г о р е л о в (откладывает бумагу). Прав был Слава Рязанов. В квартире под номером тринадцать тебе ни маршальского жезла, ни пера жар-птицы не заготовлено. Вот и пришла трудная минута. А ты, как самонадеянный божок, утверждал, что никогда в твоей жизни она не наступит. Кому же это я говорил? Милой женщине из далекого Степновска… Интересно, что бы она сейчас сказала? А если ей позвонить? (Набирает номер по телефону.)

Высвечивается лицо  А н н а  С е р г е е в н ы.

Анна Сергеевна… Не ожидали?

А н н а  С е р г е е в н а. Честно, не ожидала. Что это вдруг?.. Как живете, Алексей Павлович?

Г о р е л о в. Плохо, Анна Сергеевна. Я был последним трепачом, когда заявил вам, что в моей жизни никогда не наступит трудная минута. Она наступила, я должен круто все изменить, может, и с голубыми погонами расстаться. Вот какие дела…

А н н а  С е р г е е в н а. А ваши слова: «Сильные люди подчиняют себе обстоятельства»?..

Г о р е л о в. Видимо, слова произносить легче, чем им следовать.

А н н а  С е р г е е в н а. Я думала, вы мужественный человек… Неужели ошиблась? Зачем позвонили?

Г о р е л о в. Сам не знаю. Показалось, что вы поймете меня…

Входит  М а р и н а.

Прежде чем принять решение, хотел услышать ваш голос, Анна Сергеевна.

А н н а  С е р г е е в н а. Не спешите принимать решение, Алексей… Павлович. Семь раз, говорят, отмерь — один раз отрежь.

Изображение Анны Сергеевны гаснет. Входят  Б ы с т р о в,  С е в е р ц е в  и  Т а р а с е н к о.

Г о р е л о в. Алло, алло! (Бросает трубку.)

Т а р а с е н к о (подходит к столу, взглядывает на бумагу и раскрытую книгу). Привет!

Г о р е л о в. Будем прощаться?

С е в е р ц е в. Вроде того, Алеша.

М а р и н а. Знала я одного парня, он был утвержден для полета, но ему здорово не повезло. Как говорится, счастье было не на его стороне. Перед полетом проводились тренировки, прыгали с парашютом. Однажды его занесло в овраг. При посадке он сломал ногу и треснула ключица. Он прощался с космонавтикой! А мы его убедили: рано. Через полгода начал тренироваться. Вошел в строй.

Г о р е л о в. Везет же людям.

М а р и н а. Повезло? Это только начало… Вновь допустили его к тренировке. Полетели ночью. Штурман рассчитал точку приземления по прошлогодней карте, а за это время дровяной сарай на том месте построили. Прыгнули отлично, ветра не было, а на приземлении… страшное дело… точно на крышу угодил. Думали — всё! Теперь уж окончательно… Он собрался в комок, ударился… Погасил парашют, на землю постарался свалиться боком… Встал — думали, упадет. Пошел… Его на рентген — ни одной трещинки…

Б ы с т р о в. Марина, хватит! Андрей, расскажи, что случилось?

С е в е р ц е в. Я, пожалуй, схожу домой, ребята… Жена волнуется. А дела мои, кажется, неважнецкие. (Достает ленту осциллографа.) Вот взял на память. Смотрите, как линия жизни пляшет… Экстрасистола так называемая…

Г о р е л о в. Ничего не понимаю…

Т а р а с е н к о. Алексей, помолчи.

С е в е р ц е в. Нарушение ритма в работе сердца. Когда начнешь это понимать, будет поздно. Медчасть поставила вопрос об отчислении из основной группы отряда. Вот и все. Ребята, извините, но я пойду… (Уходит.)

М а р и н а. Миша, ты был там?

Т а р а с е н к о. Был. Андрей сел в кабину центрифуги сразу после меня… Закрутилась как бешеная… Ему дали двенадцатикратную. Я стоял у экрана и вдруг вижу — голова Андрея завалилась, глаза странные…

Б ы с т р о в. Ясно, обморок. И сразу же оргвыводы! Наверно, опираются на авторитет профессора Заботина?

М а р и н а. Не горячись, Володя. Заботин — ученый с мировым именем.

Б ы с т р о в. Марина, будь сначала космонавтом, а потом уж врачом.

М а р и н а (Тарасенко). Был в медчасти?

Т а р а с е н к о. Был. Вежливо попросили не вмешиваться…

Б ы с т р о в. А мы вмешаемся! Должны вмешаться! Нельзя же, в конце концов, чтобы одно неудачное испытание решало судьбу человека… Ведь он не первый раз тренировался… И опять эта проклятая центрифуга! Перестраховщики, вот что!