Путь - [14]

ПЕРЕЛОМ

Через пять минут Алекс уже брился, старательно намазывая пеной щёки, не глядя себе в глаза. Ну, а что в них можно увидеть, кроме пустоты? Любимое прежде дело давно не греет: заставляешь себя вставать, разогревать завтрак, выходить из дома — всё через силу, без удовольствия. Дни становятся однообразными, унылыми, скучными. Зачем уходить на работу? Зачем приходить домой? Зачем вообще, что-то делать, если жизнь это тлен? Однажды она закончится, тогда страдания, страсти и прочая херня окажутся погребены под толстым слоем сырой земли. А в чём тогда смысл?

Идёшь себе поутру, а вокруг сотни людей куда-то спешат, к чему-то стремятся, чего-то пыжатся, за чем-то гонятся, так и хочется им всем крикнуть: «Люди-и-и, чтоб вас всех! Остановитесь на секундочку, посмотрите на себя, задумайтесь! Да через сто лет никого из вас в живых уже не будет, и ничего после вас не останется — ни имён, ни дел, ни мечтаний ваших! Никто и никогда не вспомнит, что вы вообще когда-то существовали! Вы — биомасса, толпа людей, каждый из которых считает себя единственным и неповторимым. Ну не обманывайте себя! Ведь вы просто пыль на дороге, которую смоет дождь, она стечёт в канаву и станет грязью под ногами таких же уверенных в своей уникальности…».

Но тут Алекс разозлился на свои мысли, заскрежетал зубами:

— А ты сам-то? Ты-то кто такой? Чем ты отличаешься от них?

Испустив вздох, не зная, что сказать, Алекс взялся за бритву:

— Я не такой, как все. Я обыкновенный, — ответил он сам себе.

Мысли снова побежали по замкнутому кругу. Для чего он живёт, да и вообще, что такое жизнь? Алекс не знал ответа на эти вопросы. Иногда хотелось поймать суть, но чего-то вечно не хватало: то ли знаний, то ли времени. Работа днём, отдых от неё — ночью. Три перекуса: котлетки, пюрешка, гречка — на более разнообразную еду не было денег. Получка, вычитаем аренду за квартиру, минус коммуналка, традиционная «питница», иной раз длящаяся до воскресенья, да и до понедельника бывало. И вот это назвать жизнью? То отдел номер раз, то лаборатория, то ночные смены. Недавно с зарплаты на крыс скидывались. Наука докатилась, малака.

— А с на-ами ничего-о-о не происходит, и вряд ли что-нибу-удь произойдёт, и вряд ли что-нибу-у-удь произойдет, — протяжно и грустно провыл он, медленно брея шею:

С самого детства Алекс ощущал себя ненужным, брошенным, бесцельно болтающимся по океану жизни. Работа ради работы — не вариант, это понятно. Тогда что вариант? И какие они есть, эти варианты? Наверное, их может быть не один, и не два, и не пять, но какой из них верный? Конечно, можно попробовать поискать ответ, но проще согласиться с тем, что никаких вариантов нет. И ходить на работу, и приходить домой, чувствуя, как разливается по телу пустота. Чем её глушить? «Как это чем? Водочкой, брателла, водочкой!», — скажет дружбан, пацик через пацика* (через знакомых) передаст по цепочке, и вот уже собирается стайка. Сидишь, чирикаешь, пивом запиваешь. И вроде отдыхаешь, а вроде и не устал.

Но так ведь тоже нельзя! — Алекс добрил последние волоски на шее и замер. — Нужно уже что-то решать в жизни, куда-то двигаться, но куда? Куда?! Да без понятия! Знать бы точно, где он может пригодиться, где его место, в чём смысл жизни, в конце концов, тогда бы Алекс все силы приложил. А сейчас… как говно, простите за выражение, в проруби болтается. Живёт только сегодняшним днём, без планов и перспектив, даже не пытаясь заглянуть за горизонт событий.

Почему у него всегда всё вот так? Почему все нормально живут, а он один такой невезучий? Сколько лет он спрашивал себя, в чём причина, что он совершил не так, где оступился? Почему у других дети, дом, путешествия, счастливая жизнь, а у него рутина, скука и хандра? Что, гамота твою за ногу, он делает не так, а? Почему все важные решения, что он принимал в жизни, в итоге оказались бредом сивой кобылы?

Алекс в тысячный раз вспомнил, каким взрослым он себе казался в детстве, когда, не слушая мольбы матери и плача сестрёнок, уехал из дома к отцу, в Союз. Тогда он думал, что совершил первый мужской поступок, который папа оценит по достоинству. Но оказалось, что тому, мягко говоря, было наплевать на отрока. Постоянные переезды, многомесячные папашины командировки, беспросветное одиночество, из-за которого он однажды чуть не умер… — тут Алекс цокнул и поморщился, порезав кожу, — м-да, решение уехать к отцу было огромной ошибкой. Сейчас, через двадцать лет, это ясно, как божий день.

Да и потом он ничего хорошего в жизни не угадал — захотел стать доктором, пошёл учиться в ликей на выбранную профессию, и что в итоге? — Алекс взглянул в зеркало, оглядел обвисшую ванную с развешанными трусами и пожал плечами. Хотя, раньше он всё же любил работу — исследования, лекции, ученики. Но потом всё как-то поостыло и скисло: денег нередко хватало только на лабораторных крыс, да и этого недостаёт порой. Выделяют же так, крохи. Оборудование устарело, диссертации в самом полисе нельзя было защитить, только в Союзе, а там диссертационной комиссии нужно два-три года ждать. За это время технологии вперёд ускачут. Пока защитишь диссетруху — она уже никому и не нужна. Можно, конечно, дисскомиссию купить, это быстро и надёжно. Так все ушлые и делают: покупают диплом и становятся кандидатами, а то и докторами. Так и мчатся тройки диссертационных комиссий, неся науку куда-то вскачь, и вместе с ней несётся он, Александр Церебраун, или Алекс, как он сам себя всю жизнь называл.