Путь пантеры - [3]
Ром дернулся, Фелисидад схватила его за локоть.
Красавчик насмешливо перевел взгляд с Фелисидад на Рома.
Открыл рот, как для поцелуя. Нагло пошевелил между зубами кончиком розового, как у кролика, языка. И запел:
– Я со Смертью, жизнь спасая, как-то раз слюбился смело!
Фелисидад громко, грубо захохотала. Ром впервые видел, чтобы она так веселилась.
Еще никогда он не видел Фелисидад такой… разнузданной? Распоясавшейся?
…гордой. Счастливой и гордой.
…и веселой, веселой.
«Сейчас лопнет от смеха. Они все сумасшедшие, что на кладбище так веселятся!»
Она подхватила, громко и фальшиво, песню красавчика:
– Я теперь силен: Косая от меня затяжелела!
Взмахнула бурритос, как флагом. Из хлебной трубочки вывалились куски мяса и красная фасоль, полетели в щеку Рома. Упали на плечо, испачкали рубашку. Он вытер щеку ладонью. Соленая щека. Красная кровь подливки. Как вкусно пахнет… Землей, едой, духами Фелисидад.
Он низко наклонился над головой маленькой девушки, почти девочки. Смоляные пружины волос, золотая материна сережка в коричневой раковинке уха.
– Фели, – сказал он, понимая, что хочет убежать отсюда. С праздника ужаса. С торжества скелетов. – Фели, мне худо.
Он еще не совсем хорошо говорил по-испански. Подыскивал слова.
«Они поют и пляшут, а я плачу. Я дрянь. Я тряпка. Я хочу быть мужчиной. Стать мужчиной. Мы не мужчины и не женщины. Мы все скелеты. Скелеты. Все!»
– Я так сказал? Или не так? Как надо?
– Так, – черненькая головка кивнула, смуглая шейка согнулась. – Но здесь же так хорошо!
Ром с изумлением и отвращением глядел, как чернявый курчавый мальчонка, сидя на корточках перед могилой, расколупал пальцами марципановый гробик и вынул оттуда шоколадный скелет. Отламывал пальчиками темное ребро, ступню, берцовую кость. Засовывал в рот. Рома чуть не вытошнило.
«Я тряпка. Если они это могут, то могу и я!»
Внезапно стало весело, будто бы он сидел в цирке и глядел на диких зверей, на то, как через огненный обруч прыгают львы и тигры.
Толстуха протянула Рому еще кусок Pan de Muerto. Он жевал, глаза стекленели, губы растягивались в улыбке, зубы работали: мололи, перетирали. «Мы едим сами себя. Сами себя».
Мужчина, похожий на черного быка («Кольца в носу не хватает…»), открыл крышку термоса и разлил в маленькие бумажные стаканчики, рядком стоящие по периметру надгробия, горячее питье. Пар завивался усиками над стаканами. Мужчина-бык, вместе и торо и тореро, осторожно взял горячий стакан, поднес Рому – заботливо, нежно: так лекарство подносят больному.
– Пей, сынок! Горячий шоколад!
– Пей, – услышал он шепот Фелисидад, – пей, так надо, так… надо…
«Все в жизни надо. Пока живешь – все: надо, надо, надо. И никогда – хочу, хочу!»
Поднес прозрачный стаканчик к носу. Нюхал горячее, сладкое, терпкое. «Вот так и жизнь: трепещет, колыхается в одноразовом стакашке. И мощные жадные губы выпивают, а мощная равнодушная рука сминает стакан. И выбрасывает. И забывает. Не помнит ничего. Никогда».
Ром прихлебывал горячий шоколад и делал вид, что ему весело.
Весело! Так весело!
Фелисидад обняла его обеими руками за талию. Ее лицо уткнулось ему под ребра.
– Ты меня не обманешь, – задрала голову. – Тебе грустно. Но ты поймешь. Идем танцевать!
Дернула его за руку. Он отшвырнул пустой стакан. Над верхней губой у него нарисовались темные шоколадные усы. Фелисидад потянула его, она тащила его за собой, как локомотив тянет мертвый, тяжелый состав. Шагнула на мрамор, он шагнул за ней.
Они оба стояли на чьей-то могиле. На ровном, белом, сахарном мраморе.
И у Фелисидад были сахарные зубы. И сахарные белки. И горящие свечные зрачки.
И вся она горела черной, сумасшедшей свечкой.
Завела руки за спину. Ром собезьянничал ее движенье. Переступила ногами. Он скопировал. Она еще раз переступила маленькими, будто игрушечными, ножками, пошла на него, выпятив грудь, нежную юную птичью грудку. Он попятился и засмеялся.
Наконец-то засмеялся по-настоящему.
Так они, как два петуха, перебирали ногами и то наскакивали друг на друга, то отступали, и оба улыбались, и губы Рома из деревянных и соленых становились сладкими и мягкими, и он на чужой забытой могиле танцевал с Фелисидад сальсу, да, это была сальса, а он пока не знал об этом.
И все на кладбище, в ночи, вместе с ними танцевали безумную, веселую сальсу; друг с другом, с ночью, с факелами, со звездами, со Смертью.
И рядом, захлебываясь весельем, играл бандонеон, и перебирал парень медные жилы старой гитары, отцовской гитары; и громко, счастливо пели марьячис – о том, что лучше жизни нет ничего на свете, а придет время – лучше смерти ничего не будет; и мы обнимем ее крепко-крепко, и поцелуем, ликуя, и возьмем грубо и жарко, как черный бык по весне покрывает красную корову; да не слышал Ром, что поют, половину слов не понимал, видел лишь горящие, огромные глаза Фелисидад, и там жизнь и смерть вместе пылали, две черных свечи.
И взмахнула Фелисидад обеими руками, и крикнула:
– Оле!
И этот поганый красавчик, гореть бы ему в аду, как тут говорят, Ром уже выучил это выраженье, вспрыгнул на мраморный квадрат, схватил Фелисидад за талию, рванул на себя, и вот они оба валятся на землю с мраморного эшафота, а он стоит один, растерянный, оглядывается по сторонам, жалко улыбается и понимает: только что, сейчас, вот сейчас у него из-под носа увели, похитили, выкрали его любимую.
В танце можно станцевать жизнь.Особенно если танцовщица — пламенная испанка.У ног Марии Виторес весь мир. Иван Метелица, ее партнер, без ума от нее.Но у жизни, как и у славы, есть темная сторона.В блистательный танец Двоих, как вихрь, врывается Третий — наемный убийца, который покорил сердце современной Кармен.А за ними, ослепленными друг другом, стоит Тот, кто считает себя хозяином их судеб.Загадочная смерть Марии в последней в ее жизни сарабанде ярка, как брошенная на сцену ослепительно-красная роза.Кто узнает тайну красавицы испанки? О чем ее последний трагический танец сказал публике, людям — без слов? Язык танца непереводим, его магия непобедима…Слепяще-яркий, вызывающе-дерзкий текст, в котором сочетается несочетаемое — жесткий экшн и пронзительная лирика, народный испанский колорит и кадры современной, опасно-непредсказуемой Москвы, стремительная смена городов, столиц, аэропортов — и почти священный, на грани жизни и смерти, Эрос; но главное здесь — стихия народного испанского стиля фламенко, стихия страстного, как безоглядная любовь, ТАНЦА, основного символа знака книги — римейка бессмертного сюжета «Кармен».
Что это — странная игрушка, магический талисман, тайное оружие?Таинственный железный цветок — это все, что осталось у молоденькой дешевой московской проститутки Аллы Сычевой в память о прекрасной и страшной ночи с суперпопулярной эстрадной дивой Любой Башкирцевой.В ту ночь Люба, давно потерявшая счет любовникам и любовницам, подобрала Аллочку в привокзальном ресторане «Парадиз», накормила и привезла к себе, в роскошную квартиру в Раменском. И, натешившись девочкой, уснула, чтобы не проснуться уже никогда.
Где проходит грань между сумасшествием и гениальностью? Пациенты психиатрической больницы в одном из городов Советского Союза. Они имеют право на жизнь, любовь, свободу – или навек лишены его, потому, что они не такие, как все? А на дворе 1960-е годы. Еще у власти Никита Хрущев. И советская психиатрия каждый день встает перед сложностями, которым не может дать объяснения, лечения и оправдания.Роман Елены Крюковой о советской психбольнице – это крик души и тишина сердца, невыносимая боль и неубитая вера.
Это книга о бароне Унгерне, о казаках и солдатах его трагически знаменитой Азиатской дивизии, о Катерине Терсицкой-Семеновой, аристократической жене атамана Семенова. Разветвленный интересный сюжет, связанный с восточной мистикой смерти – тибетской религией бон-по и ее жрецами. Грохочут выстрелы – а рядом любовь, и ей нипочем ужасы времени и преграды братоубийственной войны…Портрет Унгерна в романе – не вполне документальный, хотя и достаточно убедительный. Казаки, простые жители Урги, правитель Халхи Богдо-гэгэн, русские офицеры – вот подлинные герои этого восточносибирского русского эпоса.Роман впервые опубликован в Праге в 2004 году.
Судьба Алены – героини романа Елены Крюковой «Царские врата» – удивительна. Этой женщине приходится пройти путь от нежности к жесткости, от улыбок к слезам, от любви к ненависти и… прощению.Крюкова изображает внутренний мир героини, показывая нам, что в одном человеке могут уживаться и Божья благодать, и демоническая ярость. Мятежная и одновременно ранимая Алена переходит грань Добра и Зла, чтобы спасти того, кого любит больше всех на свете…
Когда владелец ранчо застрелил мать Лары Вульф, Лара становится последней доминантой стаи Каньона Ламар Йеллоустона. Исполняя предсмертное желание матери, она отправляется в Блэк Хиллс Южной Дакоты на поиски пары, хоть Лара и предпочла бы продолжить свою миссию — спасению ее стаи. Когда Огден Вудс, поставщик пиломатериалов для стаи Тао, предлагает вновь прибывшей ночлег, возникшее между ними взрывное притяжение показывает, что они — пара. Чтобы не раскрыть своего внутреннего доминанта и секрет, который может привести к изгнанию, Огден сделает все, лишь бы избежать соединения с парой. Хоть он просит Лару остаться в безопасности в Лос-Лобос, она не может отвернуться от своей стаи.
Алокалипсис приближается, зло в лице Ноктурны набирает мощь, но растет и сила, передаваемая Матерью Насте. Команда под руководством демона Самаэля ищет девочку-балерину, которая связана с Ноктурной. Но Самаэль знает, что Настя должна будет принести себя в жертву в финальной битве. Он шаг за шагом вел ее к предначертанному, но теперь не представляет себе жизни без нее.
В блестящем завершении трилогии-бестселлера Анны Бэнкс королевствам Эммы и Галена, а также их любви угрожает давно потерянная Сирена. Эмме, наполовину человеку, наполовину сирене, и ее возлюбленному Галену, мужчине-сирене, необходимо провести время вместе, вдали от королевств Посейдона и Тритона. Дед Эммы, король Посейдона, предлагает им посетить небольшой городок под названием Нептун. Нептун оказывается домом как для сирен, так и для полукровок. Но Эмма и Гален не подписывались быть миротворцами между обитателями океана и живущими на земле пресноводными сиренами.
Тин — самый известный фейри в стране Оз, и для этого есть причины. Проклятый, с холодным сердцем, он идеальный убийца, безжалостный и беспощадный, с тысячью смертей на счету. Когда давний друг Лион предлагает ему небольшое состояние за то, чтобы он доставил Дороти на Юг, для его возлюбленной, которая будет носить голову этой девушки как свою собственную, Тин, не колеблясь, соглашается на сомнительную сделку. Дороти Гейл потеряла все: свою семью из-за болезни, свою собаку из-за возраста, а теперь и ферму из-за потери права выкупа.
Когда я отправлялась на магическое состязание вместо сбежавшей сестры, даже не думала, в какую ловушку добровольно шагаю. Соревнование чародеев окутано мрачными тайнами, участники плетут бесконечные интриги, пытаясь подставить конкурентов, а от загадочных нападений леденеет кровь. Доверять никому нельзя, и уж тем более — чувствам, так внезапно и опасно вспыхнувшим к сопернику. Я бы хотела сбежать, но не выйдет. Назад ходу нет.
Семнадцатилетняя ЭрДжей всегда получает то, чего хочет. Поэтому, когда её душу случайно забирает рассеянный Жнец, кому-то нужно с этим разобраться и вернуть её из мира мертвых, иначе полетят головы. Но в своем стремлении выжить она становится пешкой в могущественной борьбе между слишком фанатичным архангелом и Самой Смертью. Суд предлагает ей два выхода: она может остаться в холле, где души ждут «обработки», пока не появится её личный «спасательный трос» или же переиграть три момента своей жизни в попытке сделать выбор, который либо приведет к будущему, которое она заслуживает, либо спасет её.