Путь наверх - [94]

Остановка автобуса, идущего в Уорли, находилась в некотором отдалении от центра. Я не мог вспомнить, как туда пройти, и не мог вспомнить, когда отходит последний автобус. Я закурил сигарету, от которой пахло пудрой Мэйвис, и, покачиваясь, остановился у молочной близ вокзала. Я думал о том, подобрала ли полиция тех двух,— ведь я сильно их отделал. Потом я вспомнил прижатые к горлу руки первого — красные, поцарапанные, с черным ободком под ногтями, и безжизненное тело второго — его нарядная белая рубашка и новый шелковый галстук были теперь испорчены, и меня охватил мучительный стыд.

Я бродил по улицам в поисках стоянки такси. Это заняло много времени. Я не раз бывал в Леддерсфорде, и в уме у меня хранился его подробный план, который обычно разворачивался в одну секунду. Этой же ночью все словно перевернулось вверх тормашками и все улицы изменили свои названия; я свернул за угол и вдруг снова очутился на Бирмингемском шоссе, потом я дважды прошел мимо той молочной, от которой начал свой путь. Наконец, увидев на другой стороне улицы вереницу такси, я на секунду остановился, чтобы проверить, безопасен ли переход.

И тут я почувствовал, что падаю. Это было очень приятное ощущение: мне казалось, что я упаду на матрац и, отскочив от него, взлечу высоко-высоко в небо… Я упал на холодный камень тротуара, но мне все равно хотелось лежать на нем, целовать его, уснуть, уткнувшись в него лицом. Когда раздался скрип тормозов останавливающейся машины, я заставил себя встать и ухватиться за фонарный столб. Если это полиция — ничего не поделаешь. Бежать я не мог: слишком велика была усталость и я ничего не соображал. А кроме того, я был твердо уверен, что если попытаюсь перейти через дорогу один, то буду непременно сбит. Глядя на темно-зеленый автомобиль, я старался взять себя в руки, готовясь к допросу.

— Пора домой, Джо.

Я обернулся. Передо мной стоял Боб Стор.

— У меня нет дома.

— Нет, есть. Мы все очень беспокоились о вас.— Он взял меня под руку. Из машины вышла Ева и взяла меня под другую руку. После этого я покорно подчинился им, продолжая, однако, твердить, что у меня нет дома. Меня посадили на заднее сиденье, Ева села рядом и укрыла мне ноги ковриком, потому что меня трясло от холода.

— Господи,— сказала она,— где вы пропадали? Вас ищут по всему Йоркширу. Томпсоны с ума сходят от беспокойства…

— А Сьюзен,— промолвил я.— Как Сьюзен?

— Да вы совсем пьяны,— сказала Ева.— Она сегодня утром уехала в Лондон заказывать подвенечное платье. Разве вы забыли?

— Оставь его в покое,— сказал Боб.— На сегодня с него хватит.

— Я убил Элис,— сказал я и заплакал.

— Не говорите глупостей,— сказал Боб.

— Все знают, что я убил ее. И Томпсоны знают.

— Томпсоны знают, что она была вашей любовницей,— сказал Боб.— У них у самих был сын, и они знают, что такое молодежь. Они ни в чем не винят вас. Вас никто не винит.

Машина взбиралась по восточному склону холма, на котором расположен город. Далеко позади остались дым и грязь, и ногти с черной каймой, скребущие панель, и печальные забытые лица, которые не хотели, чтобы я их забывал; мягко мурлыкал мотор, как он мурлыкал бы, если бы сейчас рядом со мной вместо Евы сидела Элис, как он мурлыкал бы, если бы у Боба вдруг выросли рога и копыта, как он мурлыкал бы, если бы через пять минут должен был наступить конец света.

Я все плакал, точно слезы могли смыть из моей памяти образ Элис, ползающей на четвереньках по проселку Корби, словно они могли заглушить ее пронзительные крики и предсмертный хрип.

— Нет,— сказал я,— я убил ее. Хоть меня и не было там, я убил ее.

Ева притянула мою голову к себе на грудь.

— Бедненький, ну не расстраивайтесь так. Сейчас вы этого не понимаете, но, право же, все к лучшему. Она испортила бы вам жизнь. Никто ни в чем не винит вас, дружок. Никто ни в чем вас не винит.

Я резко отодвинулся от нее.

— О господи,— сказал я,— в этом-то вся и беда.

Роман «Путь наверх» и его автор

В Англии и Америке популярен следующий анекдот. К миллионеру приходят репортеры с просьбой рассказать, как он разбогател. «Труд, труд и еще раз труд! — отвечает им толстосум.— Я был бедным молодым человеком. Решив разбогатеть, я купил на последний цент яблоко. Но не съел его, а, выжав из него сок, продал этот сок за два цента. На эти два цента я купил уже два яблока и выжал из них сок, который затем продал для того, чтобы купить четыре яблока… Когда я выжимал сок из тысячного яблока, ко мне явился почтальон и вручил телеграмму: в ней говорилось, что у меня нашелся богатый дядя, который, к счастью, умер, оставив мне наследство в 20 миллионов… Так, благодаря своему труду и яблочному соку, я стал богатым». В этом анекдоте находит остроумное выражение та справедливая для общества эксплуататоров мысль, которую еще в стародавние времена русский народ сформулировал весьма лаконично: «От трудов праведных не наживешь палат каменных».

Воистину так. Без всякого риска ошибиться можно сказать, что нет сейчас на Западе ни одного сколько-нибудь крупного состояния, нажитого честным трудом.

Сколько темных махинаций, мрачных тайн и явных преступлений хранят истории семейств Рокфеллеров и Виккерсов, Круппов и Шнейдеров, Мацумото и Монтекатини! «При развитом капиталистическом способе производства,— заметил Энгельс,— ни один человек не разберет, где кончается честная нажива и где начинается мошенничество».