Путь к социализму: пройденный и непройденный. От Октябрьской революции к тупику «перестройки» - [10]

Предприятия были переведены на сметное финансирование, а расчеты между предприятиями были сведены к бухгалтерским операциям без реального движения денег. Финансовое обеспечение предприятий носило формальный характер: предприятия составляли сметы с росписью требуемых денежных средств, отраслевые главные управления (главки и центры) Высшего Совета народного хозяйства (ВСНХ) сводили эти сметы воедино, а Наркомат финансов собирал заявки от ВСНХ и других наркоматов и превращал их в сводные финансовые планы. Госбанк печатал необходимое количество денег, которые обесценивались с ужасающей скоростью…

По части распределения эпоха «военного коммунизма» характеризуется широким развитием нормированного распределения (в 1920/21 г. на государственном пайке состояло 37,5 млн человек, не считая армии)[38], а также постепенным переходом к формам безденежного распределения. В конце 1920 и в начале 1921 г. отменена была плата за продовольственные продукты, отпускаемые в пайковом порядке, за предметы широкого потребления, за пользование почтой и телеграфом, за топливо, за жилые помещения и коммунальные услуги, за медицинские средства, за фураж для скота, используемого для общественных работ, и за печатную продукцию[39]. Такая система снабжения неизбежно вела к значительной уравнительности в распределении, что отрицательно сказывалось на материальных стимулах к труду, и вынуждало государство прибегать к различным формам премирования за ударный труд. Это премирование, в условиях обесценения денег и развала рынка, носило, главным образом, натуральный характер.

Единственным налаженным аппаратом массового распределения продовольствия и предметов потребления, которым могло воспользоваться Советское государство, был аппарат потребительской кооперации. Именно поэтому после Октября 1917 года начинается борьба большевиков за огосударствление этого аппарата и контроль над ним, имевшая, впрочем, лишь частичный успех. Огосударствление потребительской кооперации, как и кооперации промысловой, объединявшей мелких ремесленников и кустарей, позволяло, с одной стороны, наладить распределение и использовать мелкое производство для нужд снабжения армии и городского населения. С другой стороны, эта тенденция имела пагубные последствия для эволюции кооперативной системы в последующие годы.

В отношениях с деревней система «военного коммунизма» строилась на применении системы продразверстки. Ее введение опять-таки определялось не идеологическими причинами, а отчаянным продовольственным кризисом. Брестский мир лишил поставок хлеба с Украины, а вспышка гражданской войны в мае-июле 1918 года привела к тому, что от Центральной России, находившейся под контролем Советского правительства, были отрезаны и другие основные хлебопроизводящие районы: Дон, Кубань, Северный Кавказ, Поволжье, Оренбуржье, Южная Сибирь. Напротив, под контролем Советского государства остались в основном промышленные, хлебопотребляющие районы, которые никогда не могли обходиться без привозного хлеба. В этих условиях на основе свободной торговли обеспечить городское население хлебом и иными видами продовольствия было попросту невозможно. Не оставалось иного способа, кроме введения продовольственной диктатуры.

Точка зрения о неэффективности и более того, полном провале политики продразверстки в деле снабжения населения не соответствует фактам. Вот как выглядит динамика хлебозаготовительных кампаний с 1916 по 1920 год: «В ходе хлебозаготовительной кампании 1916-1917 гг. (с августа по август) в стране было заготовлено 320 млн пудов зерна, в кампанию 1917-1918 гг. удалось собрать всего 50 млн пудов. С началом осуществления чрезвычайных мер ситуация была несколько улучшена. В хлебозаготовительную камланию 1918-1919 гг. сбор составил 107,9 млн пудов хлеба, крупы и зернового фуража (только по европейской части России), в 1919— 1920 гг. — 212,5 млн пулов. Из этого числа на Европейскую Россию пришлось 180.5 млн пудов. В ходе кампании 1920-1921 гг. было собрано 367 млн пудов хлеба»[40]. Следует учесть, что низкие заготовки 1918 года объясняются еще и тем, что они проходили на территории, сжимавшейся подчас до 1/12 прежней территории Российской империи.

Тем не менее, продразверстку нельзя назвать и вполне успешной. По данным А. Е. Лосицкого, результаты обследований, проведенных весной-летом 1919 года, показали, что снабжение городского населения хлебом лишь менее, чем наполовину обеспечивалось органами Наркомпрода, а остальное доставлялось «мешочничеством», то есть мелкой нелегальной торговлей[41]. Иногда на основании этих данных делается вывод, что отказ от хлебной монополии государства и разрешение свободной торговли хлебом могли бы лучше обеспечить население Советской России. Однако это иллюзия, поскольку тот уровень закупок продовольствия на «черном рынке», который сложился в годы гражданской войны, почти полностью отражал всю покупательную способность населения. Купить больше оно было не в состоянии, и поэтому именно поступления по части Наркомпрода спасали горожан от голодной смерти, а не наоборот, как представляется на первый взгляд, — не мешочничество восполняло недостатки пайкового снабжения. Кроме того, как видно из цифр, приведенных в предыдущем абзаце, в течение 1918-1921 года заготовки хлеба Наркомпродом возрастают в 3.5 раза, что значительно снижает роль мешочничества, остающуюся, все же, весьма значительной. Н. Д. Кондратьев отмечал, что «в 1919 году наметился новый перелом в сторону усиления организационной мощи государственного продовольственного аппарата»