Путь-дорога фронтовая - [18]

— Сейчас нам как раз предстоит пройти одно опасное место, — сказал командир полка. — Но, думаю, ничего не случится.

— Мимо немцев? — затаив дыхание, прошептал Петр Петрович, цепляясь за его рукав.

— Нет, не мимо. Здесь пригорок. Днем иначе как ползком не проберешься — пристреляно. А сейчас можно опасаться разве шальной пулеметной очереди.

— Иван Степанович! Катенька! — позвал Петр Петрович. — Держитесь ближе к нам. Сейчас будет опасное место. Днем здесь можно только ползком, — делился он полученными сведениями. — А сейчас темно…

Не успел он предостеречь своих спутников, как, распустив огненный хвост, взвилась осветительная ракета. Она обдала всех таким ярким светом, что Петр Петрович моментально упал плашмя. Спутники его не заставили себя долго ждать и тоже повалились. Зататакал пулемет. Пули проныли над головами.

— Не бойтесь! — сказал командир полка. — Нас прикрывает гребень высоты. Двигайтесь за мной.

Артисты добросовестно ползли на коленях. Днем, вероятно, зрелище было бы забавное — толстый Петр Петрович, полный достоинства Иван Степанович и изящная Катенька. Хорошо еще, что командир полка предусмотрительно выдал им шинели. Петру Петровичу приходилось тяжелее всех, ему мешал ползти живот. Иван Степанович, как человек более легкого сложения, опережал его. Отчаянным усилием толстяк поравнялся с ним и уже не отставал.

— Умирать, так вместе, — прошептал он, деятельно работая коленями.

— Теперь можно подняться, — сказал командир полка, когда они проползли десятка два метров.

Он встал на ноги. Вслед за ним поднялись Катенька и Иван Степанович. Одного Петра Петровича непреодолимая сила притягивала к земле. Ползти! Ползти! Какой удобный и безопасный способ передвижения!

Командир полка, не зная его мыслей и полагая, что Петру Петровичу при его комплекции трудно подняться, подхватил его под мышки.

— Прекрасный моцион для полного человека! — воскликнул Петр Петрович. — Удивительно, что врачи не используют столь чудодейственное средство.

Но ракеты больше не разгоняли темноту своим дрожащим светом. Немцы, видимо, успокоились. И вся группа скоро добралась до места.

Солдат собрали в каком-то сарае. Командир полка предупредил, очевидно по телефону, о приходе артистов. В сарае было натоплено. Печкой служила поваленная на бок бензиновая бочка с пробитым дном, с жестяными трубами, выведенными наружу. Горели две лампы. Никакой эстрады, конечно, не было. Зрители сидели прямо на земле. Они пришли с боевых позиций с винтовками и автоматами в руках и в ожидании концерта жадно курили, торопясь накуриться, до начала.

Артистов встретили горячими аплодисментами, хотя вид у них был не очень казистый. Во-первых — шинели! На высоком, худощавом Иване Степановиче шинель едва достигала колен. У Петра Петровича, наоборот, шинель доходила до пят. Должно быть, специально подобрали, соразмеряясь с его комплекцией. Что касается Катеньки, то о ней не подумаешь ничего смешного — женщины удивительно умеют носить любую одежду.

— К нам пришли артисты, — обратился командир полка к солдатам и офицерам. — Пришли на передовую. Пришли, рискуя жизнью. По дороге их обстреляли на гребне. Немалую силу надо иметь, чтобы в их почтенные годы, — указал он на Петра Петровича и Ивана Степановича, — поехать на фронт, в пекло войны. А они пришли к нам в батальон, воюющий батальон, они принесли и сюда свое искусство. На это способны только советские люди, советские артисты. Будем же горды, товарищи, их мужеством, отвагой.

Под лампами, у печки, артистам освободили круг, поставили стол, три стула, добытых неизвестно откуда. За стол сел Иван Степанович. Начался «Злоумышленник» Чехова.

Но во время выступления актеров случилось происшествие, которое непонятно почему не заметили ни артисты, ни зрители. Над сараем пропела мина и разорвалась где-то невдалеке с пронзительным, неприятно стеклянным треском. Вторая мина разорвалась ближе. За ней последовала третья, четвертая… Говоря на военном языке, был самый настоящий огневой налет. С визгом и стенанием мины рвались вокруг сарая. Командир полка на ухо шепнул сидевшему с ним рядом командиру батальона: «В чем там дело? Подавить немедленно!» Командир батальона тихо поднялся и вышел из сарая. Но прежде чем приказание дошло до артиллеристов, они по своей инициативе начали обстреливать немецкие позиции из орудий и, должно быть, настолько удачно, что немцы сейчас же замолчали.

Что касается актеров, продолжавших играть во время обстрела, по этому поводу я могу привести подлинные слова Петра Петровича, слышанные мной уже много времени спустя, в мирной обстановке. Когда я ему напомнил про случай в сарае, он на мой вопрос ответил несколько даже удивленно:

— Но позвольте, голубчик, мы же играли, то есть работали. А во время работы актеры могут покинуть сцену только в исключительных случаях, ну, например, когда возникнет пожар в зрительном зале. Да и то, знаете ли, не прервешь же сразу игру. Может подняться паника среди зрителей. Дисциплина! — так закончил он свое объяснение.

Как бы там ни было, актеры продолжали игру, зрители, затаив дыхание, следили за ней. Актерам пришлось разыграть много сценок, солдаты долго не отпускали их, устроив под конец такую овацию, какой позавидовали бы даже прославленные столичные мастера сцены. Им устроили сердечные проводы и надарили подарков: Катеньке — печенья из доппайка, Ивану Степановичу, хотя он не курил, — самодельный портсигар и зажигалку, Петру Петровичу — трофейную саблю. Почему-то его посчитали самым воинственным из всей бригады.