Путь-дорога фронтовая - [16]

Когда актеры узнали, что здесь же в полку находится еще одна артистическая бригада, Петр Петрович конфиденциально отвел в сторону Ивана Степановича.

— Главное — спокойствие, — сказал он, трясясь как в лихорадке. — Не подавать вида и наблюдать. Я вам подам знак.

Какой будет подан знак, молчаливый Иван Степанович не стал расспрашивать. Он не был столь тонким психологом, как Петр Петрович, и, пожалуй, не очень-то верил в следовательские способности своего друга.

— Только бы нам не оказаться в смешном положении!

— Поверьте мне, Иван Степанович, здесь что-то кроется, — убежденно произнес Петр Петрович.

— Возможно, вы правы. Посмотрим! — пожал плечами Иван Степанович.

— Теперь, как быть с машиной, где ее поставить? — задумался Петр Петрович. — Ведь мы должны быть готовы ко всему.

— Пусть стоит около дома.

— Совершенно верно, пусть стоит! — воскликнул Петр Петрович.

Он спешно вышел на улицу и подошел к эмке. Но примерного шофера в машине не оказалось. Петр Петрович оглянулся и увидел, что он сидит в кабине другой эмки, такого же грязно-пепельного цвета, как их машина, и оживленно беседует с шофером. Услышав призывы Петра Петровича, Володя не спеша вылез из машины и вразвалку, нехотя подошел. Петру Петровичу показалось, что Володино лицо покраснело несколько больше, чем обычно.

— Володя! — стараясь быть строгим, обратился к нему Петр Петрович. — Вы зря отошли от машины.

— А для чего, спрашивается, я отошел? — ответил Володя, тяжело ворочая языком и невнятно произнося слова. — Володя зря не отойдет, — он покачал перстом. — Теперь мне все ясно.

— Что вам ясно?

— Все. Володе стоит с человеком два слова сказать, и все ясно. Точка!

— Чья это машина?

— Чья? Да той самой бригады, которую вы приняли за шпионов.

— Тише! А кто же они?

— Знаменитые московские артисты, вот кто! А шофер! Душа! Свой в доску! Первым делом наливает мне «московской». Ух хороша! За сердце сразу взяла. А вы говорите, шпионы!

— Вы зря, голубчик, пили. Вдруг нам придется быстро уехать?

— Зачем нам теперь уезжать! Играйте себе на здоровье сколько хотите. Володя всегда на страже.

— Но вы бы, дружок, лучше сидели в своей машине. Мало ли что может случиться. Ведь передовая, говорят, совсем недалеко.

— Ха! Передовая! Мне теперь винтовку подавай. Пойду фашистов крушить.

Володя размахивал руками, проявляя воинственное рвение.

— Хотите, немецкие танки поеду таранить? Хотите? Жалко эмки, а то, эх, показал бы, как воевать.

— Я вам верю, верю, голубчик. Конечно же, вы держитесь молодцом. Настоящий молодец! — поощрительно похлопал Петр Петрович его по плечу.

«Молодец», приняв как должное знаки уважения к своей особе, полез в машину спать, а Петр Петрович поспешил к Ивану Степановичу поделиться новостями, услышанными от Володи.

— Я говорил, мы можем оказаться в неловком положении со своими подозрениями, — заметил Иван Степанович.

— Кто их знает, голубчик, — развел руками Петр Петрович.

Так он простодушно сознался в своей следовательской несостоятельности.

Но когда за артистами явился адъютант командира полка и с довольным видом сообщил, что в части уже находится другая бригада, у Петра Петровича возникли новые сомнения. Если это настоящие артисты, то все очень хорошо, они попадут в свою компанию, быстро найдут общий язык. Но если… У Петра Петровича холодок пробегал по спине, он ежился и вздрагивал. Шпионы рисовались ему с гранатами в карманах, с ножами, со зверскими лицами, словом, примерно такими же, какими рисовались они и Володе.

Придя к командиру полка, наши путешественники встретили там очень приятных людей, и Петр Петрович сразу успокоился. Артисты подтвердили, что они действительно из Москвы. Они были слегка навеселе, шутили, смеялись, рассказывали анекдоты. Катеньку сразу же взяла под свое покровительство балерина, очень красивая, хорошо сложенная блондинка лет тридцати. Она стала расспрашивать, как проходят концерты, что исполняет Катенька и что — ее партнеры.

Петр Петрович, успокоенный мирным видом актеров другой бригады, почувствовал себя хорошо и развеселился. Садясь за стол, он шутливо заметил:

— Почему это, куда мы ни приезжаем, нас сразу начинают угощать?

— Я вам отвечу почему, — сказал командир полка, поднимаясь со стула и поглядывая на артистов слегка прищуренными глазами. Фамилия его была Усманов, по национальности он был башкир. Его лицо было одухотворенным, очень интеллигентным. Глаза то властно и холодно поблескивали, то улыбались доброжелательно и открыто. — Я вам отвечу почему, — повторил Усманов (говорил он по-русски почти без акцента, тщательно и правильно выговаривая слова). — Жизнь у нас тяжелая, суровая жизнь. За те короткие часы, что вы у нас пробыли, погибло несколько человек. Не вернулись два самых лучших разведчика, замечательные ребята. Затем была вылазка немцев, стоила она нам семи солдат и одного офицера. А сколько забот! Каждый день ломай голову, как пройдет намеченная операция, как лучше ее провести. И вот вы приезжаете, доставляете наслаждение своей игрой, это минуты нашего отдыха. Чем же мы еще можем отплатить вам?

— Вы хорошо сказали! — воскликнул Петр Петрович. — Вы от сердца сказали, голубчик! Но нельзя ли и нам пойти на передовую? На самую передовую? — расхрабрился вдруг он. — В самые окопы. Как вы думаете? — решительно оглядел Петр Петрович артистов.