Путь черпия - [40]

Вот откуда запах дерьма. Он то думал, что так несёт с нечищеного годами клозета, а здесь вон оно что! Сын фермера сморщился. То, что он сидит в луже мочи, уже мало беспокоило его. А вот то, что эта лужа натекла с места, где выпотрошили вчерашнего горемыку… Бенджамин не справился с желудочным позывом и громко крякнул, облевав решётку и пол.

— Эй там! Ещё раз блеванёшь, будешь языком всё вычищать. Понял меня? Выродок.

Бенджамин прикрыл рот рукой и зажмурился. Только бы снова не стошнило. Только бы… Думать о хорошем! Нужно думать о доме! Мать, наверное, сейчас на стол накрыла. Выставила огромную кастрюлю гороховой каши с поджаренными куриными желудками. Да! Именно с поджаренными! И только с куриными — от гусиных у него изжога. А отец поставил у табуретки бутылку свежевыгнанной. Ту, которая 58 градусов.

В животе заурчало от голода. Рвотные позывы отошли на задний план. Бенджамин попытался сосредоточиться на окружающей обстановке.

У камина о чём–то говорили мучители. Едва стоящий на ногах парень, через силу елозил по полу шваброй. Получалось плохо. Окоченевшая тряпка скребла по камню словно кусок полена.

Не в силах больше наблюдать за потугами измученного пленника Бун снова отвесил сутулому товарищу подзатыльник.

— Ты чего, Додо? Не врубился что ли? Епископ с меня кожу снимет за такой бардак, а я потом с тебя. Сам убирай, если черенки ничего не могут. Бегом!

Сутулый недовольно фыркнул. С психом взял ведро и набрал в него воды. Доковылял до держащегося за швабру пленника и от всей души пнул того под зад. От подлого удара сзади, одноглазый распластался на вымазанном фекалиями полу. Додо по–козьи заржал и неумело плесканул сверху водой. Проходя мимо стонущего от боли и унижения парня, наклонился и прошипел:

— Ночью, шкура! Ночью.

Последующие полчаса пролетели как две минуты. Бун до упора гонял худосочного товарища по пыточной, пока в ней не стало более–менее чисто. Когда с уборкой было покончено, оба уселись на топчан и раскупорили помутневшую бутылку. На шестом глотке завязался разговор.

— Если бы де Бромосса дал мне право выбора, я бы начал с мелкого. Очень уж у него рожа мерзкая. По–любому он дирижабль и семинарию выпотрошил. Раз серпы при себе таскал. Вон! Посмотри, — Додо кивнул на корзину с личными вещами пленников. — Кровью все заляпаны. Сколько он церковников нарезал? А?

— Нее, — после изрядной дозы дешёвого виски коренастый раздобрел и с охотой поддержал разговор. — Издохнет через минуту. Второй так же. Хлипкие совсем. Крутил я таких. Визжат как свиньи и обмороком падают. Лучше с тех начать! Смотри какие здоровенькие. Краснухи с ведро наберётся, если вдоль резать, — захмелевший Бун харкнул в сидящего Руперта. Тот смиренно опустил голову. — Чего смотришь, морда? Скорлупу тебе сейчас вскрою, паскуда.

— Да ну тебя! Тогда бы уж бабёнку, с дочкой которая была. Такой клещи к носу поднесёшь, сразу на всё готова! Жалко, что их чернухи в монастырь увели. Так бы поразвлекались. Да?

— Хлебало то прикрой! Де Бромосса такое услышит, из самого «знатную даму» сделает. Он то глаза закрывает на наши дела покуда ему выгодно. Так что за тявкалкой–то следи.

— Да будет тебе, — затянул сутулый. — Ты ж меня знаешь, я только конченных в расход пускаю. Де Брамосса если рукой махнёт, значит можно.

Сверху заколотили в дверь. Душевно беседующие отморозки подскочили с места. Бун помчался ко входу, а Додо схватил плётку и для порядку влепил Руперту поперёк спины. Тот едва слышно прохрипел, но не закричал. За что получил добавки.

Бенджамин поймал взгляд приятеля и еле заметно кивнул. Ну ничего! Придёт время.

В пыточную спустился тот самый Де Бромосса — мерзкий тип с чёрненьким пушком над пухлыми шелушащимися губами. Выпирающие зубы не прекращая что–то перемалывали, отчего бугристые щёки ходили волнами. Непомерно высокий лоб небрежно измазан пудрой, что только подчёркивало запущенную с детства экзему. Широко посаженные глазки с пушистыми ресницами, напрочь убивали последнюю надежду на его адекватность.

— Что тут у нас, — прогнусавил инквизитор. — Три, четыре, пять, шесть. Почему шестеро? А где седьмой?

— Дык. Эти только час как прибыли. А «противные» … сколько их. Двое. Вот они сидят.

— Я в курсе про новеньких. А почему «противников» всего двое?

— Ну так Вы сами вчера усатому сказали — «не знаю, как ты проживёшь эту ночь» …

— Ты истинный полудурок Додо. Разве я сказал, что усатого нужно кончать? — Де Бромосса недвусмысленно посмотрел на Буна. Тот побледнел и в очередной раз двинул сутулому затрещину. — Ты куда смотрел Бун? Опять к чернушкам бегал на ночёвье?

Коренастого перекосило от волнения. Лоб взмок. Глаза чуть ли не выпрыгивали из глазниц. Полуоткрытый рот никак не мог собрать из звуков слово.

— Такого б–б–больше не повторится, еп–п–п-пископ де Бромосса.

— Ладно. Ладно. Успокойся. Всё равно он меня раздражал. Противников пара не исправить — их только в расход можно. Правда, голубчики? — инквизитор прошёлся перед сидящими на полу пленниками, обвиняемыми в пособничестве противникам пара.

Медленно вышагивая, он поравнялся с Рупертом и Сэмом.

— Занятно. Такие сильные и беспомощные мужчины. Нет! С этими поговорим позже. Покажите мне остальных! — де Бромосса резко обернулся на месте и капризно затряс пальцами. — Больше света! Хочу видеть много подробностей.