Путь через лес. О грибах и скорби - [63]

Пять музыкантов, каждый со своим стаканом, играли от души. Может, и платили им жидким источником витамина B? Скрипач приехал в «Валку» прямо с концерта — удобно, что ветка метро идет от филармонии до ресторана. Заведение демонстрировало весь свой неотесанный шарм. Люди хлопали в такт и невпопад выкрикивали заявки ансамблю. Казалось, все знали каждого музыканта лично. Иногда самым преданным поклонникам приходилось шикать на расшумевшихся посетителей, чтобы как следует расслышать текст или сольные партии. Мой сопровождающий заказал «Вальс № 2» Шостаковича, и музыканты не разочаровали. С тех пор я еще не раз заглядывала в «Валку». Мне случалось наблюдать, как, когда профессионалы уходят на законный «пол-литровый перерыв» или завершают свою вечернюю программу, радостно достают инструменты и развлекают публику музыканты-любители.

В тот вечер я не могла понять, как согласилась прийти сюда, ведь мне больше всего хотелось поскорее оказаться в постели. Видимо, такое решение соответствовало моему душевному настрою. До этого я только в силу привычки и вежливости отвечала на вопросы друзей стандартным «Спасибо, намного лучше», но теперь это действительно было так. Словно кто-то неожиданно распахнул шторы, и в душу мне хлынул солнечный свет. Мне хотелось выйти на солнце, услышать, как похрустывает щебень на дорожках. Время разгоняет тьму даже в самых мрачных уголках отчаяния. Теперь я была уверена, что мой ответ соответствует истине.

Сначала я ощутила это физически: огромный груз, давивший мне на плечи, мгновенно исчез — не зря же существует выражение «подавленный горем». И я тут же ощутила, как меняется настроение. По жилам будто заструилась свежая, насыщенная кислородом кровь — неописуемое блаженство.

Горе лишало меня энергии и жизненных сил, а теперь мне хотелось сделать пару лишних отжиманий или даже добавить блинов на штангу. А вот заливается птичий хор — не зарянка ли возвещает восход солнца? Снег вот-вот сойдет, в воздухе пахнет весной. В палисадниках Фагерборга распускаются первые подснежники и весенники.

Наконец-то мое сердце и сердце вселенной бьются в такт. Наконец-то моя душа вновь улыбается. Пора вставать и встречать чудесное утро. Я выглядываю в окно и смотрю на мир новыми глазами. Я — часть этого мира.

Где теперь Эйольф, когда скорбь больше не заполняет меня целиком?

Он на всю жизнь оставил след в моем сердце.

И признаюсь: я неизменно провожаю взглядом проходящие мимо пары. Мое внимание притягивают не юные влюбленные, а немолодые люди, идущие в обнимку или рука об руку.

Блаженство

Я потеряла мужа, говорю я. Большинство понимают, что он умер. Но для меня слово «потеряла» означает, что я по-прежнему ищу его, высматриваю знаки того, что он еще участвует в моей жизни, в земной жизни. Внутри меня живет тайная надежда, что Эйольф выдумает что-нибудь настолько хитроумное, на что способен только он, и сумеет послать мне воздушный поцелуй или просто помахать рукой. Я видела, как даже самые убежденные атеисты и рационалисты становятся восприимчивы к потусторонним вмешательствам, когда горюют. Мне самой не раз доводилось испытывать такое. Думаю, скорбь вытворяет что-то с мозгом. Думаешь о таком, чего раньше и вообразить было нельзя.

Оказалось, сморчки на моем тайном грибном месте выросли только единожды. На следующий год на клумбе с мульчей в Грюннерлекке не пробилось ни единого, хотя я проверяла и раз, и два, и больше. Оставалось смириться с тем, что аттракцион невиданной грибной щедрости закрылся, и я сосредоточила внимание на аналогичной клумбе у себя в саду. Как правило, сморчки появляются в подобных местах через один-два года — если повезет, конечно.

По утрам я завтракаю совсем рядом с клумбой — на небольшой веранде, которую я построила по чертежам Эйольфа после его смерти. Проект оказался сложнее, чем мне казалось, но я подумала, что здорово будет открыть новый садовый сезон на новой террасе, спроектированной Эйольфом. На ней как раз поместилась наша любимая садовая мебель. Теперь по утрам я сижу на старой белой скамейке прямо под вишней, ем овсянку и любуюсь великолепием сада. Эйольф был прав, завтракать приятнее всего под лучами утреннего солнца.

Однажды утром я всё приглядывалась к клумбе — мне показалось, что из земли что-то торчит. Может, пробились старые саженцы рододендронов, подумала я и сбегала за очками. Сердце екнуло, когда я увидела, что из земли показался не один, а целых два сморчка.

Через неделю наступила очередная годовщина смерти Эйольфа. Когда он умер, мой календарь изменился навсегда. Помимо дня нашей свадьбы и дней рождения, в нем появились новые памятные дни. О некоторых из них вспоминаешь задолго до самой даты. День смерти как раз один из таких дней. Я начинаю внутренний отсчет: сначала недели, потом дни, потом, наконец, часы, оставшиеся до того момента, как Эйольфа не стало в живых. Только после окончания отсчета жизнь может продолжаться дальше. В том году в день его смерти я надела очки и подбежала к клумбе еще до того, как поставила вариться утреннюю кашу. Вдруг Эйольф послал мне знак? По коже побежали мурашки: проклюнулся третий сморчок.