Путь Богини Мудрой - [25]

По толпе прошел рокот. Второй судья с сомнением скосил глаза на Лионеля.

— Кхм… воля твоя, воля твоя, юноша.

Чтение возобновилось.

— Ввиду всего сказанного, подсудимый, по имени Лионель сын Германа, был отлучен от братства Богини Мудрой и передан в руки правосудия Прайоса… Мы же, служители справедливого Бога-Солнца, постановили: названный Лионель сын Германа, в прошлом — аркарский маг… приговаривается к смерти!

Многоголосый вздох всколыхнул пропитанный солнцем воздух высокой залы. Даже стекла дрогнули в округлом куполе! Лионель тоже глубоко вздохнул. Вот оно! Искупление.

Но судья переждал и заговорил снова.

— Однако, принимая во внимание прежние заслуги преступника перед городом — ибо многие из нас знают этого человека как искусного лекаря, перед которым, бывало, отступал сам Борон, — а так же прислушавшись к голосам, прозвучавшим в его защиту… суд постановил заменить смерть пожизненным изгнанием.

Толпа взревела. Лионель качнулся назад, и кто-то из храмовников схватил его за плечи. Такого исхода юноша никак не ждал…

— Преступник должен покинуть город в двадцать четыре часа. Ему дозволяется взять с собой все, что он почитает нужным: деньги, личные вещи, документы. Дозволяется так же попрощаться со всеми, с кем он пожелает. Преступнику не дозволяется ни под каким предлогом возвращаться в город никогда, до самой его смерти. Понял ли ты ясно мои слова, Лионель сын Германа? — бесстрастно обратился Первый судья к Лионелю.

— Да, — тихо, но отчетливо ответит тот.

— Имеешь ли ты что-нибудь сказать суду?

Лионель приподнялся было, но чужие руки властно надавили ему на плечи. Он снова упал на колени.

— Я прошу суд о снисхождении…

Толпа зароптала, судьи нахмуренно запереглядывались.

— Тихо! — перекрывая гул голосов, крикнул Второй судья. — Тихо! — он наклонился к Лионелю. — Приговор ты слышал. Обжалованию он не подлежит.

— Я только хотел бы просить отсрочить его исполнение. И дозволить мне остаться в Аркаре на время, потребное для полного излечения девицы Лионетты…

— Негодяй! — послышалось отчетливое восклицание. Лионель узнал голос Ивона.

— Тихо! — призвал к порядку Третий судья. Воздел руки к стеклянному куполу, сквозь который струился яркий солнечный свет. — Больше почтения к Богу-Солнцу в его собственном доме.

Судьи наклонились друг к другу, сблизив головы. Пошептались. Вдруг толпа всколыхнулась, и какая-то растрепанная женщина протолкалась сквозь плотную массу людей и бросилась к основанию возвышения. Покрывало на ее голове сбилось, открыв бледный лоб, запавшие глаза и неубранные черные волосы. Сердце Лионеля учащенно заколотилось — он узнал госпожу Аманду. Изменилась она ужасно. Иссохла, почернела. При виде ее выражение лиц всех пяти судей разом изменилось. На несчастную женщину они смотрели с жалостью и сочувствием.

— Это моя дочь, он говорит о моей дочери! — вскричала госпожа Аманда, протягивая к ним исхудавшие руки. — Лионетта, моя девочка, моя единственная дочь! По вине этого негодяя она едва не погибла! Умоляю, позвольте ему остаться. Пусть вернет мне мое несчастное дитя! А после убирайся, слышишь? — она резко обернулась к Лионелю. Черные неистовые глаза сверкнули. — Убирайся, и не смей никогда впредь с ней заговаривать! Не смей даже взглядом касаться, колдун! Злодей! А я-то еще привечала тебя в своем доме! Так-то ты отплатил мне за все добро! Убийца!

Если бы Лионель мог, он бы спрятал лицо в ладони. Но его запястья по-прежнему были связаны за спиной. И он мог только наклонить голову. Невыносимо хотелось провалиться сквозь пол, прямо в подземные казематы. И остаться там навсегда, в темноте и холоде. Каково было слышать это «убийца» от женщины, которая была ласкова с ним, как мать!..

Судьи еще немного посовещались. Потом выпрямились на своих местах.

— Хорошо. Пусть будет так. Лионель сын Германа может остаться в Аркаре до того дня, пока братья Перайны не признают, что для исцеления девицы Лионетты нельзя сделать большего, чем им уже сделано. Встаньте, добрая женщина. Ступайте домой. Помолитесь милостивой Перайне.

Служитель Прайоса шагнул было к госпоже Аманде, чтобы помочь ей подняться. Но его опередил Ивон. Стремительно пересек залу, на ходу опалил Лионеля яростным взглядом. Бережно подхватил женщину под руки.

— Пойдемте, матушка Аманда. Пойдемте.

Тяжело опираясь на руку Ивона, госпожа Аманда направилась к выходу. Лицо она до самых глаз закрыла покрывалом.

Лионеля сопроводили обратно в храм Перайны. Еще на выходе из зала суда ему освободили руки и сняли с шеи веревку. Но его это не очень-то обрадовало.

Глава 7

— Ты что-то не слишком весел, — заметил Лекад, когда встретил Лионеля после суда.

— Чего же веселиться?

— Как это — чего? Тебе жизнь сохранили!..

— Вот уж, в самом деле, веселиться нечего, — вздохнул Лионель. — Думаешь, нужна она мне? Такая жизнь-то? Лучше бы уж к Борону в царство…

— Э, парень, — жестом остановил его Лекад. — К Борону ты еще успеешь. А жизнью не кидайся, она у тебя одна. Боги тебе ее дали, а уж ты будь добр, распорядись ею наилучшим образом.

— Я уж распорядился, — тихо сказал Лионель и отвернулся. — Чего же больше…

Лекад мог бы ответить, что он еще очень молод. И впереди у него много дней и ночей. И неизвестно еще, как повернется судьба. И вполне может оказаться, что нынешние несчастья — ни что иное как испытания Богов. Да, Лекад мог бы найти разумные, веские слова. Но будь они хоть трижды разумными и вескими, вряд ли они убедили бы Лионеля. Очень уж тошно ему было. Тяжело, тоскливо на душе. И Лекад не стал тратить слова, просто сжал плечо юноши. Пройдет время, сам все поймет. Время, как говорится, все рассудит.