Путь бесчестья - [59]

Обглодав косточки и осушив почти все бутылки, можно было приступать к разговору.

— Пожалуй, мы достаточно смягчили ему удар, — сказал я Задире, окинув сытым взором наш бивак.

Кони наши блаженно пощипывали травку, мы вытянули уставшие ноги, дымился затухающий костер, отгоняя комаров и ночных бабочек, и искры его таяли в темной влаге.

Старик пошевелил дрожащей рукой сучья, пламя взметнулось и снова ярко и живо заиграло.

Старец стал проявлять чрезмерное любопытство — кто мы, откуда мы и задавать прочие щекотливые вопросы. Мы ответили ему встречным любопытством, засыпав вопросами о его собственной жизни и местном народе.

— Ну, я веду жизнь вполне мирную и можно даже сказать скучную, но иногда…я выбираюсь к людям. Когда наступает время выполнить свой долг. Вот уже в ближайшие дни я отправлюсь в город и проведу там обряд единения.

— Обряд единения? — "удивились" мы.

— Ну…да. Это очень важный обряд.

— Почему ты старец сам не приехал на такое важное событие. Ты передумал и решил уступить соперникам?

— О чем это ты юноша, — удивился старец, — я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Разве ты не собирался ехать в город для того, чтобы принять участие в церемонии?

— Собирался и собираюсь! — важно вздернул бороду к небу старик, — но никак не пойму о чем вы тут толкуете. Чего мне голову морочите!

— О почтенный старец, видимо ты заболел или тебя одурачило какое-то божество этого леса, но мы возвращаемся из города, и там говорили, что обряд единения уже был проведен.

— Как! Не может этого быть! Вы меня разыгрываете! — вскричал старец.

Он подскочил, подобрал длинные полы коричневого кафтана обежал вокруг костра, заглянул в глаза Задире — они были невинны как у младенца, мои — были сама честность. Наша невозмутимость окончательно смутила спокойствие старика.

— Вас никто не хочет обмануть, почтенный старец, отец священного леса. Поезжайте в город и сами услышите его жителей. Они не посмеют вам солгать о том, что обряд славы великого Эбурга был проведен какими-то приезжими жрецами.

Великий князь был в расстройстве — все три его жреца, включая вас, куда-то запропастились накануне обряда. Боги выручили князя, послав ему в город двух жрецов. Они-то и взяли на себя великую миссию.

— Чтоооо?!

Гнев почтенного старца было невозможно описать. Мы даже испугались, что его хватит удар. Бедняга бегал вокруг костра и то хлопал себя по макушке, то рвал на себе жидкую бороденку.

Именно в эту минуту я усомнился в том, что мы совершили.

Преклонный возраст несчастного обманутого жреца вызвал у меня чувство вины. Негоже так поступать со стариками, да и его склероз не делал нам чести. Но, принимаясь за дело, я успокоил себя тем, что у самого старца рыльце в пушку. Он первый рассказал о своих планах по устранению конкурентов. Если он решил поступить нечестно, то почему его боги должны оградить от подобного.

Он мог сказать себе в оправдание, что в отличие от нас, его подстрекала не жажда наживы, а желание не подвести честь предков и все такое….но мне почему-то казалось, что дело не в этом: он не был беден, и его заели гордость и спесь. Он счел себя выше всех. И от этого чистота его помыслов сразу как-то потускнела и перестала сверкать белизной.

Так думал я, когда затевал нашу аферу, но теперь мне было искренне жаль старика.

И я спокойно сказал ему:

— О почтенный старец, отец Эбурга, разве вы не вняли богам, разве они не дали вам священный знак?

— Какой знак, добрый юноша? Какой знак? — горестно восклицал старик, — боги посмеялись надо мной, наслали на мою голову проклятие. Как мог молодой князь, которого я мальчишкой таскал на своих руках, забыть обо мне?

— Нет, вы ошибаетесь отец священного леса. Боги дали вам добрый знак. Они подарили вам еще 17лет жизни. Разве вы не поняли их знак, что они не хотят оставлять город без вашего мудрого попечения. А знаете, как убивался молодой князь, узнав о вашем исчезновении, он обещал награду тому, кто отыщет вас. И сказал, что сделает вас старшим жрецом. И все дальнейшие обряды будете проводить только вы. Вне всякого соперничества вы заслужили их по праву.

В глазах старик высохли слезы, но он все еще недоверчиво смотрел на меня.

— Вы говорите правду, добрый юноша? Скажите, что все услышанное мной не сон.

— Нет, святой отец не сон! — прогудел Задира, — клянусь всеми утками — травожорками, которых мне удастся подстрелить на своем веку.

— Боги! Боги! Вы возвращаете мне жизнь! — закричал старец.

— Нет. Мы ее вам продлеваем, — заметил я, — аж на целых 17лет, а, по мнению князя, вам вообще грозит бессмертие.

— Но я то уже решил, что все…хватит топтать землю! — не унимался старик, — все! Эй, да князь, эй, да я! Эй, да боги!

Старик схватил неоткрытую бутылку вина и начал с ней отплясывать какие-то замысловатые фигуры.

— Пожалуй, он совсем рехнулся, — забеспокоился Задира, — что если это его зелье забвения нельзя смешивать с вином? — смотри какой эффект получился: сначала плачет, потом смеется, да еще и скачет как бешеный.

— От святой жизни нельзя рехнуться — только от мирской, — сказал я своему товарищу.

— Постойте, святой отец, — я схватил старика за руку и разжал его костлявые пальцы, вцепившиеся в бутылку.