Пустыня - [15]

Пока девочки сводили по лестнице Наташу вниз (лифта, понятно, нет), я заскочил в аптечный киоск. Ещё работал. Так себе киоск, простенький, но на витрине я видел вибрамицин. Антибиотик в наших краях редкий, но особым спросом не пользуется. Дорого! Пять капсул — десять рублей сорок копеек! А что такое пять капсул по пятьдесят миллиграммов?

— Дайте четыре упаковки, — прошу я. Теоретически антибиотики должны отпускаться по рецептам, но это теоретически. По рецептам план не выполнишь, а план — это закон.

— Есть только две, — сказала киоскерша.

— Давайте две, — согласился я. Лучше две, чем ни одной. Гораздо лучше.

Дала с радостью. Я сделал план, если не за месяц, то за день точно.

Сегодня мы на «ЗИМе». Девочки, все трое, уселись на заднее сидение. Там места много.

Я достал бутылочку «Нарзана», у меня всегда в машине бутылочка «Нарзана» имеется. Достал, открыл, налил в стакан (тоже всегда), отвинтил крышку пузырька темного стекла и выкатил капсулу вибрамицина.

— У тебя аллергия на лекарства есть?

— У меня аллергии на лекарства нет, — механически ответила Наташа.

— Тогда пей, — я дал ей капсулу и стакан.

Капсулу она взяла сама, а вот стакан — Надежда. Сил у Наташи уже не было. Но всё же она спросила:

— Это что?

— Это вибрамицин. Антибиотик тетрациклинового ряда. Хороший, польский.

— Зачем?

— У тебя содоку. Болезнь крысиных укусов. Инфекция, вызываемая японской спирохетой. К мадрибону она малочувствительна, а вот вибрамицин очень эффективен, — я тронулся с места. — Наташа, напомни адрес.

— Революция пятого года, четырнадцать.

— Во время второй мировой войны японские солдаты, высадившиеся на Новой Гвинее, стали страдать от непонятного заболевания. После крысиных укусов у них появлялись язвы, лимфаденит, лихорадка, они теряли боеспособность, и вообще… Японцы начали изучать болезнь, и выяснили, что её вызывает особый вид спирохет. Источник — грызуны, крысы. При ослюнении раны спирохета попадает к человеку, по лимфатическим сосудам — в лимфоузлы, а далее везде. Начали лечить неосальварсаном, с успехом. А сейчас — тетрациклинами, лучший из которых это вибрамицин. При своевременном лечении прогноз благоприятный.

— А при несвоевременном?

— Наташа, ты уже начала лечение. Через сутки девяносто процентов спирохет погибнут. Через неделю — девяносто девять процентов. Через две недели — сто процентов. Курс — две недели, да. Но чувствовать себя лучше ты будешь уже в понедельник.

— Я… Я не только о себе. С крысами нас работали четверо, — и она перечислила имена и фамилии.

— И всех кусали?

— Кусали, царапали… Это же крысы. Не любят, когда их колют и режут.

— Ладно, понял. Разберемся. А… Живые крысы ещё остались?

— Нет… Не знаю, шесть крыс взял к себе профессор.

— Жевдеев?

— Да, Александр Павлович.

— Я с ним поговорю.

— Только…

— Да не волнуйся, Наташа. Это он пусть волнуется.

По пути я остановился у аптеки — умная мысля приходит вовремя.

— Оля, купи преднизолон, раствор. Коробочку. Пригодится.

Пантера вышла.

— А зачем преднизолон?

— Сейчас вибрамицин проникает в кровь, и через час-другой спирохеты начнут гибнуть. Распадаться. На что организм будет бурно реагировать. Реакция Яриша — Лукашевича — Герксгеймера. На случай, если реагировать будет слишком бурно, и нужен преднизолон. В больнице-то он под рукой, а у тебя дома вряд ли. Пусть будет. На всякий случай.

Вернулась Ольга.

— Есть?

— Есть!

И опять: конечно, преднизолон должны продавать только по рецептам. Но мы не Америка, у нас всё по-домашнему. За что и люблю нашу страну.

Доехали, довели Наташу до двери. Встретила мама. Поговорили.

Мама Наташи была медсестрой кардиологического отделения. Выслушала внимательно. Я сказал что, во-первых, ни разу не врач, что во-вторых, диагноз мой предположительный, и в-третьих, предложил отвести её с дочерью прямо в инфекционную больницу, автомобиль у порога.

— В инфекционную? Ну, не знаю, не знаю…

Плохая репутация в городе у инфекционной больницы. Незаслуженно плохая, согласен. Отчасти связана с самим зданием больницы. Оно, здание, историческое. Здесь до революции располагалось общежитие вагоноремонтного завода. На восемьдесят человек, большой был завод для провинции — по тому времени. Общежитие осталось и после революции, а в начале шестидесятых решили, что рабочие заслуживают лучшего, и для них построили новое здание. Большое, светлое и просторное. А старое отдали под инфекционную больницу. После ремонта, конечно. Но всё равно смотрелось не очень. И планировка никак не соответствовала нуждам инфекционной больницы, да и площади… Прежде жили восемьдесят человек, а теперь двести пятьдесят больных. Ну, и персоналу нужно где-то размещаться, и студентам, в общем, так себе всё…

И потому если у кого-то проявится пищевая токсикоинфекция, то человек предпочтет взять без содержания три дня, чем на две недели попасть в инфекцию.

Тут пришла из магазина бабушка. Под семьдесят, но она по-прежнему работает на полставки. Только в детской областной больнице.

— Мы за Наташей присмотрим. А в инфекционной кому она там нужна? На выходных-то? Будет плохо — вызовем скорую, не сомневайтесь. Не станет к понедельнику лучше — повезем в больницу, не сомневайтесь. А пока полечим. Вибрамицин? Слышала, но детей им не лечат, нет. Разве тех, кто постарше. А до двенадцати — нельзя. Наташке, конечно, больше двенадцати. Ничего, и преднизолон тоже приходится применять, не бойтесь.