Пустыня - [14]

— Да на эти деньги… — и начали пересчитывать, сколько будет стоить тонометр на наши деньги. Выходило, в три раза дороже, по официальному курсу. Ну, чисто теоретическому, без обязательств продаж. Наш советский человек поменять рубли на валюту мог только при выезде за границу — в командировку или, например, по турпутевке. А так, запросто, не мог. Да и не хотел. Ну зачем советскому человеку валюта в советской стране?

А по джинсовому курсу этот самый тонометр стоил как мотоцикл. Даже дороже. Посудите сами: джинсовый костюм «под фирму» в Америке стоил пятнадцать долларов (это я рассказал: чемпионы в Нью-Йорке отхватили, и хвастались). Значит, за цену тонометра можно купить шесть-семь джинсовых костюмов. У нас такие разлетались по сто семьдесят пять рубликов в магазине, только не бывали они в магазине, сразу со склада растворялись. Ну, хоть и по магазинной цене, сто семьдесят пять умножаем на шесть, получаем тысячу с хвостиком. Стоимость хорошего мотоцикла. Очень хорошего. «Явы», к примеру.

И разговор перешёл к сравнительным характеристикам мотоциклов. Исключительно теоретический разговор: никто из наших ребят о мотоцикле не мечтал. Ну, немножечко разве. Мотоцикл нужен в деревне — речка, лес, огород, магазин в соседнем селе. И просто погонять меж полей, ни светофоров тебе, ни ГАИ. И бензин годится простой, дешевый, да и немного нужно-то. А в городе мотоцикл как-то не смотрится.

Вот автомобиль смотрится. И потому поглядывают в сторону автомобиля. С учетом того, что у троих из группы свои автомобили уже есть, выглядит заманчиво. Нет, люди у нас в группе трезвомыслящие, но если работать летом… В сельхозотряде некоторые по шестьсот рублей прошлым летом заработали. Если поднапрячься и этим летом заработать семьсот, будет тысяча триста. Нет, за эти деньги и близко «троечку» не купишь. А старенький «Москвич» за тысячу можно. И триста уйдет на приведение его в чувство. Барон говорит, Шифферс, а он слов на ветер не бросает. Ну, не новый будет «Москвичок», конечно, но всё же свои колёса.

Я эти разговоры слушал, и чувствовал себя — дома. Только сегодня вышел на занятия, после турнира. Возвращение, всякие дела, важные и не очень, институт после этого — тихая гавань.

В учебную комнату вошла Наташа. Что-то за эти две недели она того… заплохела. Интенсивная работа на поприще науки? Нет, не только.

— Что это с тобой, подруга? — спросил вполголоса.

— А… Пустяки.

Лицо красное, зрачки расширены, на левой кисти повязка. И жаром пышет, на расстоянии чувствую.

— Что с рукой?

— Поранилась… случайно, две недели назад.

— Температура, поди, тридцать девять?

— Не мерила, — и говорит через силу.

— А следовало бы.

— Не время болеть. Работу закончу, тогда…

— Болеть никогда не время, — и, обращаясь ко всем:

— Дорогие коллеги! До начала занятия ещё двенадцать минут! Прошу освободить помещение!

— Ты чего это, Чижик? — спросил Шишкин.

— Нужно! — ответил я. — Срочное дело.

Вышли. Не сразу, но и не мешкая. Увидели и поняли — Наташа больна. Вдруг и в самом деле помогу. Нет, Лиса и Пантера остались. Как без них?

Наташа тоже пошла к выходу.

— Куда?

— Ты же сказал…

— Не-не-не. Ты и есть гвоздь программы. Раздевайся!

— Чижик, ты больной?

— В смысле — для медосмотра. Для начала покажи руку. Как следует покажи.

— Давай, давай, когда ещё такой случай выпадет, с Чижиком-то, — подбодрила Ольга.

И Наташа подчинилась.

На кисти, у тенара — язва, густо смазанная синтомициновой эмульсией. Но что-то проку от неё мало.

— Меня уже смотрел доктор. Хирург, с кафедры.

— И что ты ему рассказала?

— Поранилась же… случайно.

— То есть что тебя укусила крыса, он не знал?

— Нет, нам нельзя… Какая крыса, никакой крысы не было.

— Наташ, ты о чём? Ты ведь болеешь, серьезно болеешь. Тебя спасать нужно, а не зная анамнеза, легко и промахнуться с диагнозом.

— Ну, крыса, да. Укусила. Чуть-чуть.

— Какая крыса? Пасюк?

— Нет, чёрная.

— Помимо эмульсии врач ещё что-нибудь назначил?

— Да, мадрибон. По таблетке два раза в день.

— И ты…

— Конечно, пила. И сама ещё Пенталгин, а то голова болит.

Я осмотрел Наташу.

Да уж… Как там у Грина: «Вы видите так называемую черную гвинейскую крысу. Её укус очень опасен. Он вызывает медленное гниение заживо, превращая укушенного в коллекцию опухолей и нарывов».

До коллекции пока не дошло, но долго ли?

Везти Наташу в инфекционную больницу? Но уже пятница, вторая половина дня… Пока довезём, на всю больницу останется дежурный врач, а что дежурный врач понимает в болезни крысиных укусов? Не факт, что вообще знает о такой… Назначит стрептоцидную мазь, а время идет, время идет…

В двери постучали.

— Чижик, можно?

— Можно, можно, — Наташа уже привела себя в приличный вид. Но состояние неважное, теперь каждый видит. Температура под сорок, и, похоже, растёт. И пульс…

— Как ты насчет больницы? Инфекционной? Мы мигом домчим…

— Нет! — коротко, но от души. Да, наша инфекционная больница — не загляденье. Никаких мельцеровских боксов, никаких индивидуальных постов… В выходные — дежурный врач на двести пятьдесят больных.

— У тебя мама медсестра? — решил уточнить я.

— И бабушка тоже.

— Ладно, везём тебя домой. К бабушке.

И мы ушли, разминувшись с преподавателем. Наши объяснят, скажут — Гурьева заболела, а Чижик, Стельбова и Бочарова её повезли в больницу. Втроем? — ехидно спросит преподаватель, но развивать тему не станет. Слабо ему развивать тему против Ольги, да и мы тоже ему не по зубам. Не понимает, что да, что втроём, именно втроём нужно сопровождать тяжелых больных. Я за рулём, а Лиса с Пантерой, если что, будут оказывать реанимационные мероприятия.