Пустота - [27]

— Наверное, такие вещи отвлекают от дороги.

— Это отвлекает от одиночества, — ответил таксист, — и от мыслей о том, что надо бы поскорей покончить с собой.

— В чём твоя причина? — спросил я у него. — Ну, почему ты хочешь сделать это?

— Не знаю. Наверное, у меня нет причины. Нет вообще причин что-либо делать, о чём-то думать. Наверное, в этом кроется главная проблема.

— То есть, ты подвозишь людей просто так… Чтобы поговорить с ними?

— Да, — кивнул он. — Мне нужны истории. Я пишу роман.

— Днём?

— Нет, — помотал он головой. — Я пишу его ночью, а днём просто записываю на бумагу.

— Как это?

— Мой роман — это сборник историй, — говорил таксист. — У него нет единого сюжета, но есть одна тема, которой связаны эти истории. Все персонажи книги — одиночки. Да, в какой-то мере, эта книга об одиночестве. Настоящем, не придуманном одиночестве, ведь у меня есть одно обязательное условие… Истории, которые написаны в книге, должны быть настоящими, подлинными. И о них никто не должен знать, кроме меня, конечно.

— И на какой стадии твой роман? — поинтересовался я.

— Я почти всё дописал, — признался он. — Всего должно быть девять историй, сейчас у меня восемь.

— И ты находишься в поисках девятой, верно?

— Правильно, — кивнул он. — Её труднее всего найти. Эта история должна подвести черту под всей книгой. Она должна стать финалом. Это самое сложное.

— В таком случае, ты явно взял не того. Моя жизнь совсем не интересна.

— В этом и суть! — воскликнул он. — Мой роман не про «интересных людей». Он о другом.

— О чём же?

— О том, как у человека появляется тайное, но постоянно растущее желание съесть самого себя, а затем обглодать косточки.

— И ты увидел во мне это желание?

— Да, — улыбнулся он. — Я видел таких, как ты. Я вижу твой взгляд, который будто бы упёрся в тупик, я ощущаю твой страх, который соседствует с абсолютным бесстрашием. Ты — человек противоположных крайностей, а такие отрывают от себя куски и жуют, чавкая… Признайся, ты тоже увидел это во мне. Кем я тебе показался, а? Отвечай, не бойся. Со мной можно говорить правду.

— Я увидел в тебе безумца, — ответил я. — оскорблённого сумасшедшего. Ты с такой обидой и злобой говоришь о женщинах. У тебя была девочка, да? Совсем недавно, правильно? И она тебя кинула.

— Да, была, — слегка ударив ладонью по рулю, сказал он. — Я же не просто так вот это всё устраиваю. Я много раз пытался как-то выправить свою жизнь, сделать всё так, как у людей, чтобы не копаться в себе, чтобы не гнить заживо. Ну, чтобы друзья, девушки и всё такое. Но я не предназначен для этого. Девушки меня пугают. Я веду себя с ними нелепо, безобразно даже. Я ничего не могу им дать, а они считают меня каким-то монстром, призраком, быть может. Они существа холодные, гордые и иррациональные. Каждая из них вроде бы охотница, но все они желают быть жертвами. Каждая из них вроде бы хочет чего-то нестандартного и удивительного, но каждая, одновременно, упрекает тебя за любой уход от банальности. Мне это не понятно. А ты? Тебе нравится девушка, с которой ты ходил на концерт?

— Возможно, — сказал я. — Просто она похожа на фигуристку из телевизора.

— На кого?

— Недавно я увидел в телевизоре фигуристку. Она мне понравилась, показалась очень красивой, прекрасной. Ну ты понимаешь. Это лёгкое платьице… Как платочек. Брови-ласточки. Ножки. Коньки. Острые, как её носик… Всё это создаёт цельный восхитительный образ, и он впивается в голову, как клещ, и не даёт тебе жить. Но недавно я увидел девушку, похожую на неё. Мы познакомились совершенно случайно, в автобусе, а потом вместе пошли на концерт.

— Ты её позвал?

— Вовсе нет, — сказал я. — Я изначально туда ехал, не купив билета. А её встретил по дороге. Она ехала туда же. По сути, она предложила мне пойти на концерт, подарила билет.

— Как же ты поехал без билета?

— Я не думал ни о каком билете. Понимаешь, для меня это — не просто концерт, не развлечение… Там выступал человек, которого я презираю. Я чувствую ненависть, когда вижу его. Часто мне нужна эта ненависть, она заряжает меня, помогает мне… Это сложно объяснить. В такие моменты я завидую ему, презираю себя за свою слабость, за своё косноязычие, но ощущаю внутри какую-то дурацкую силу, протест, бунт саморазрушения. Мне кажется, что пустота, что содержится во мне, особая, пепельная, разрушительная пустота, бултыхающаяся в моём теле, это — откровение, и я — словно провозвестник всемирной пустоты, всеобщего опустошения и всеобщей смерти. Тогда я — выше их. Они в том, мясном, потном, темном мире, который умирает, не чувствуя боли. А я — уже в пустоте, что давно, незаметно от всех, заняла главное место в мире. Ради всех этих чувств и мыслей я пошёл смотреть на смазливую морду поэта Артура, которую я с большим удовольствием бы разбил. А Алиса его фанатка. Она восхищается этим бездарем, знает наизусть его поганые, ни на что не годные стихи. Это её главный недостаток. Вроде бы единственный, но… Стоит мне увидеть в девушке один недостаток, он ширится, растёт, становится огромным и заслоняет всё хорошее, что в ней есть. Меня начинает тошнить от неё, вся она становится одним сплошным недостатком, которого я не достоин. Как-то так. Но Алиса — хорошая, и, возможно, я ей даже понравился. Не представляю, как это возможно… Да и зачем давать ей этот кусок говна под названием «я». Не хочу, чтобы кто-то видел в ней хоть один недостаток. Её надо любить, ей надо умиляться, а я на это совсем не способен. Да, я не способен полюбить реального человека. Только образ. Только объект фантазии.