Пусть умрёт - [69]

      — Что это у тебя за игра?

      Мальчик вздрогнул, но глаз от экрана не оторвал.

      — Это «Гладиатор», дед.

      — Тебе нравится?

      — Очень!

      — А ты бы хотел увидеть такой бой по-настоящему? – спросил вдруг дедушка.

      — А что, дед, такое бывает?

      — Если захочешь, будет.

      — Но им же будет больно.

      — А твоим, в компьютере, не больно?

      — Нет, это же в компьютере.

      — И настоящим не будет больно.  Это же гладиаторы. И потом, мы им дадим ненастоящие мечи – деревянные, хорошо? Устроим представление, как в цирке.

      — Здорово! Дед, а когда покажешь?

      — Посмотрим... Мне самому интересно. Ну-ка, дай попробую.

      У него ничего не получилось. Маленькие клавиши, с которыми внук ловко справлялся, не поддавались контролю широким пальцам деда. Внук явно превосходил в этом своего предка.

      — Не получается, – пожаловался он, – мне бы сейчас настоящее оружие. Я бы показал твоим гладиаторам!

      — Как интересно, дед! – идея мальчику явно понравилась. – Представляешь, ты выходишь на арену, в доспехах и с мечом, на тебя наступают гладиаторы, а ты их – тут он показал как, по его разумению, дедушка расправляется с противником.

      — Не-ет, я уж лучше со своим охотничьим ружьишком, – усмехнулся дедушка.

      Никому не дано знать, как сложится судьба. Может статься,  ляпнет что-то несмышленыш такой, а слова его ни с того ни с сего возьмут, да и окажутся пророческими...

      А фантазия у мальчишки разгулялась не на шутку. Он вскочил и набросился на деда. Они повалились на диван, но когда дед отдышался, ему вдруг стало не по себе. Будто некто невидимый возник за его спиной с оружием, отдавая безмолвный приказ – час настал, надо брать меч в руку и выходить под знойное солнце, на шафрановый песок арены навстречу судьбе. И ничто в мире уже не может этого изменить.

      «Пора, пора!» – прошептал этот кто-то в самое ухо, безликий и бесплотный, спокойно и буднично, как будто приглашая на прогулку в парк...

      Марлен Марленович поежился и стряхнул с себя наваждение.

      Он стоял на трибуне и с замиранием сердца наблюдал, как на арену его собственного цирка выходят, сверкая доспехами и бряцая оружием, словно ожившие, воины из той компьютерной игры.

      Кольчуги скрывали верхнюю часть тел и свисали до середины бедра; из-под них выглядывали легкие светло-коричневые туники чуть выше колена. Плечи и предплечья защищали стальные доспехи, изготовленные из полос пружинной стали. Стальная броня сверкала и переливалась в свете прожекторов, полосы при движении рук складывались и раскладывались, наподобие веера, задвигаясь одна под другую. Голень спереди защищали поножи. На головах шлемы с плоской макушкой и с наушниками, подбиравшимися углами к носу, оставляя открытой лишь центральную часть лица. Короткие шелковые плащи, скрепленные пряжкой у правого плеча, развевались за спиной, как живые. Вооружены они были короткими мечами с широким лезвием и маленькими круглыми щитами.

      Публика, похоже, начала «въезжать», что это и есть тот самый сюрприз, о котором трепались уже несколько дней. Гладиаторы промаршировали и остановились в центре арены. На мгновение воцарилась тишина, как перед началом спектакля.

      — Morituri te salutant[9], – вскинув головы в сторону Пронькина, воскликнули гладиаторы.

      — Ты научил? – спросил Пронькин.

      — Я, – скромно потупив взор, ответил Матвей Петрович.

      — У которого мой меч?

      — У того, что справа...

      На ряд ниже какой-то толстяк громко воскликнул:

      — Это же надо – какая выдумка!

      — Очень оригинально, – важно поддержал его другой – худой и бородатый. – Но вот в одна тысяча, э-э… забыл каком году, ну, неважно. Был я в Риме на фестивале... и итальяшки показывали такой же театр в Колизее.

      — А я такого что-то не припомню, – возразил ему толстый.

      — Фуфло всё это... – со знанием дела перебил их третий с массивной золотой цепью на бычьей шее.

      Он ухватил за шиворот пробегавшего по проходу официанта, сгреб с подноса две заледеневшие стопки, опрокинул одну за другой в свою разверстую пасть и, рыгнув, закончил:

      — И боксеры – тоже фуфло!

      Пронькин поморщился.

      — Смотри, Матвей, – сказал он, понизив голос, – каких говнюков ты сюда наприглашал. Это что за обезьяна?

      — Понятия не имею, Марлен. Естественно, я его не приглашал. Наверняка прицепился к кому-то.

      — Пускаешь черт знает кого! – проворчал Пронькин и переключил внимание на двух особ женского пола.

      — Я от таких мужиков прям балдею, Вик, – гудела в ухо своей подруге одна из них, нимфоманка неопределенного возраста. – Слушай, а ты видела, как этот... Ну, боксер, в синих трусах... Ты видела, видела?

      — Что видела-видела?

      — Когда он тому, другому, врезал, я видела, как брызнула кровь! Реально! Буквально струей. Из носа что ли? Обалдеть, Вик!..

      — Ты все-таки садистка, Инн.

      — Наверно, Вик. Я когда вижу кровь – я просто тащусь... Ну, как водки стакан замахнуть...

      — Ты лучше смотри, смотри, Иннуль, где ты такое еще увидишь.

      — Реально, Викуль, мой никогда до такого не додумается. Ну, в крайнем случае – фейерверк. Знаешь как обрыдло! Или на яхте своей этой, долбаной, пьянствует. А меня даже в машине, и то укачивает. Зато он со своими козлами, дружками надирается до фиолетового состояния – вот и все сюрпризы!