Теперь солдат шёл впереди наряда, а Зина и так неожиданно вышедшие из кустарника Мышойкин и Ломоносов слышали, как он говорил:
- Я к вам сам, я сам!
Застава вдруг замерла.
Полтавский, подойдя к вышедшему из помещения Щербакову, вскинул руку к фуражке и отчеканил:
- Товарищ капитан! За время несения службы на вверенном участке нарушений Государственной границы Союза Советских Социалистических Республик не обнаружено. При возвращении нарядом с помощью пионерки Зины Поросюши встречен неизвестный, по его словам направлявшийся на заставу. Сопротивления не оказывал.
- Проведите в помещение! - приказал Щербаков, и солдат совсем уже растерянно сказал:
- Товарищ капитан, я к вам сам, я хотел проситься к вам, к пограничникам!
Но никто ему не ответил, а Щербаков, кивнув ребятам, прошёл за ним в дверь…
Пограничники с любопытством смотрели на Поросюшу: отличилась…
Но вся её решимость вдруг заколебалась, пропала, и ей стало жалко этого нарушителя, который, может быть, и вправду шёл к пограничникам, потому что тоже хотел служить на границе…
И Мышойкин вдруг сказал:
- Чего торопилась? Посмотреть не могла, куда пойдёт?
Ломоносов вздохнул:
- Одно дело - сам был пришёл, а другое - привели.- И добавил: - Решимость должна быть обдуманной…
Хорошо им было говорить! А если бы побежал! А если бы выстрелил? А отчего он не шёл по прямой дороге?
Думалось ои всякое, а всё равно было жалко.
Она встала со скамейки и пошла к начальнику.
Щербаков сам вышел навстречу и, одним взглядом оценив настроение ребят, сказал:
- Молодец, Зина. Всё правильно! - И спросил: - Что, жалко стало? Может, и жалко. Может, и человек хороший. А отвечать придётся по всем правилам. Видали, поскандалил с кем-то в части во время службы - и сразу: не хочу служить! А если сейчас в дозоре Майоров и Прыгунов между собой поспорят - так с заставы друг от друга бегом, а? - Он посмотрел на ребят: - А если я, капитан Щербаков, вдруг поспорю с начальством или вон со старшиной, брошу заставу и прибегу в космический городок: «Возьмите меня! Надоела граница, хочу в космос!» Что мне скажут, а, Ломоносов?
Ломоносов опустил глаза.
- Знаешь?
- Ну, знаю…
- И правильно знаешь,-сказал Щербаков,-А скажут мне вот что: «Не в космос тебя, братец Щербаков, надо, а под суд. Тебе Родина пост доверила, а ты его бросил! Кто ты после этого?»
- А что с ним будет? - тихо спросила Зина.
- Разберутся. Лишним не накажут. Если кто-то виноват, что солдата обидели,-и его накажут. А сам виновен - что ж, отвечай. Перед Родиной все в ответе,-сказал Щербаков и потрепал Зину по голове. - Молодец. Всё хорошо. И то, что сделала, хорошо. И то, что о человеке тревожитесь,- он посмотрел на ребят,-это молодцы. Если о людях не беспокоиться, так нам здесь и делать нечего. Да и в части о нём беспокоятся. Мне уже звонили…
И тут же, переменив разговор, спросил у мальчишек:
- Ну, а вы с чем на ночь глядя?
- Так опять с человеком! - Оглядываясь на Мышойкина, Ломоносов выложил всё про Котельникова и спросил, правильно ли будет написать письмо в редакцию газеты, а ещё в Министерство обороны, потому что не может быть, чтобы такой человек не был чем-нибудь награждён.
- Ну что ж, правильно думаешь! - согласился Щербаков и опустил глаза: «Жаль, сами не догадались».-Правильно,-сказал он ещё раз и добавил: - И мы что-нибудь сделаем.
В тот же вечер, проводив Зину и всё оглядывавшегося на рысий крик Витю, Алёша добрался до санатория, спросил у мамы два конверта, потом в своём углу включил настольную лампу и, достав бумагу, стал писать:
«Товарищ Халин!
Мы классом прочитали в газете Вашу статью про то, как сражались наши солдаты на сопке четверых. Статья хорошая. Только не всё в ней правильно. Всех солдат было восемь. И один из них жив. Он многое забыл от тяжёлой раны в голову. Но если вы его расспросите, то всё равно сможете написать больше и про всех…»
Потом, подумав, на верху листа он написал: «Никто не забыт, ничто не забыто».
Следующее письмо было такое:
«Очень прошу сообщить, не известно ли Вам что-нибудь про рядового Советской Армии Николая Акимовича Котельникова. Он хорошо воевал. А последний его бой был на Украине в деревне Ново-Петровка под Днепропетровском 10 января 1944 года. Был он награждён каким-нибудь орденом или нет? Пожалуйста, ответьте. Потому что дело это очень важное».
Он подумал и подписал:
«Ученик 5-го класса Ломоносов Алексей Иван.».
После «Иван» он поставил точку, потому что хоть отчество в таком деле очень важно, но как-то не очень удобно, да и нескромно пока величать себя по отчеству.
Он запечатал письма в конверты, вспомнил, как по дороге Мышойкин предложил подождать с письмами до завтра, и сам себе подмигнул: завтра-то они уже будут качаться в поезде и лететь в самолёте. А дел на завтра и так будет с лихвой - «море, море, море»! Ну, если не море, то целый пароход и баржа сзади!
У Ивана Кузьмича забот тоже хватало, если не пароход, полная лодка, и грести нужно было как следует. Тетради у младших, диктанты у средних, контрольные у старших!
Правда, в последнюю неделю дела пошли побыстрей.
Зина Поросюша и Витя Мышойкин по своему пионерскому решению занимались с младшими, а Митя и Алёша с теми, что постарше. Так что домашние задания выходили у всех без всяких чудес. И с обедом возни убавилось. И картошка начищена, и овощи перемыты. Всё завелось по-хорошему. Поросята-дикари не орут. Василий не беспокоит. Разве что пёс Удар забирается в класс во время урока и тянет кого-нибудь гулять, но и его призывают к порядку -так что уши торчком!
