Пусть посмотрит в глаза граница - [29]
Митя себе ничего не делал, а вырезал винтовочку второкласснику Жучкову. Второклассники тоже сидели стайкой с третьеклассниками рядом. Работали все с азартом. Иван Кузьмич, довольный настроением ребят, иногда подходил к ним, посматривал: жаль, нет их Капусты Ивановны! Порадовалась бы!
Он подошёл к строгавшим малышам, пожурил Мышойкина и остановился у пыхтевшего с ножовкой в руках Ломоносова:
- Идёт? - спросил Иван Кузьмич.
- Идёт! - ответил, отирая пот с губы, Алёша.-Только вот, боюсь, не очень правильно магазин пристроил. На заставе смотрел-смотрел, а до конца не высмотрел. Да и вообще, надо бы поглядеть толковым военным глазом,-сказал он.-Да тащить на заставу не с руки, и наши в эти дни очень заняты…
Это было удивительное дело: Ломоносов, да не углядел!
«Толкового военного глаза» у Ивана Кузьмича не было, и потому, подумав, он вышел со двора, а через какое-то время послышался на дороге хрипловатый знакомый голос:
- Ну ничего, ничего, Иван Кузьмич, проверим! Я эти стихи с послевойны помню, с сыном учил. А вот теперь с внучкой. Вот послушай:
Так ведь? Иван Кузьмич?
- Так! Только не «рано утром», а «летней ночью».
Тут калитка распахнулась, и, слегка припадая на правую ногу, впереди Ивана Кузьмича во двор вошёл Иван Антонович, про которого в совхозе серьёзно или с улыбкой, но говорили всегда с уважением: «Что, на комбайне Иван Антоныч? Значит, порядок. Тут -броня крепка!»
Говорили так потому, что во время войны он был танкистом, воевал с первого до последнего дня, на праздник, надев ордена, случалось, запевал песню про крепкую броню и танкистов, а в разговоре, особенно вспоминая войну, бывало, вздыхал: «Ну, броня крепка».
Произносил он это по-разному - то с улыбкой, то с горечью, но всегда сильно, прочно. И ходил он по селу посол-датски крепко, не потеряв за долгие годы военной подтянутости и выправки, гордясь своим боевым прошлым.
Говорил он чётко, с достоинством, и всё, о чём говорил, сразу обретало основательность.
По красному лицу и по рукам у него тянулись белые горелые пятна, потому что он в танке горел, но выжил. Был он, в общем, на пенсии, но в страдную пору садился на комбайн, помогал убирать урожай. Сейчас у него малость «разгулялась» раненая нога, и он сидел дома с внучкой.
Войдя во двор, Иван Антоныч удивлённо взмахнул руками, окинул взглядом всю работу, охнул:
- Ну, броня крепка! Ты гляди! Целая фронтовая мастерская! Ну, Кузьмич! А мастера какие, а?!
Он подошёл к Ломоносову, быстрым взглядом прошёлся вдоль автомата и удивился:
- Точь-в-точь! Точь-в-точь! Вот это граница!
Он промерил рыжими от табака пальцами расстояние до магазина, сделал несколько замеров по дулу и оценил:
- Точь-в-точь! Как надо! Хороший автомат будет! Мы ведь с автоматами, броня крепка, Берлин брали! - вспомнил он.- Бывало, ударят из «фауста» по траку, мы за автомат- и вперёд, броня! Если б не автомат,- сказал он с прищуром,-мне б давно люк с крышкой прямой возле рейхстага!
Иван Антоныч повернулся к сидевшему на деревянном брусе Мышойкину, посмотрел на лимонку и сказал:
- Ничего. Только бороздки-то не так. Не столько.
- А какая разница? - спросил Мышойкин.
- Как какая! Что ни нарезка - то осколок врагу! Пере-помножь! Арифметику знаешь?
- Ему Ломоносов расчёт сделает! - улыбнулась Зина, точившая нож.
Мышойкин, покраснев, посмотрел на неё исподлобья и, чтобы сгладить неловкость, спросил:
- Иван Антоныч, а вы точно Берлин брали?
- Не только Берлин! И Прагу! - сказал танкист.-
И не только Прагу! - голос его стал звонче,-А ещё и по Маньчжурии шли, Китай освобождали! Нам китайские ребятишки в каждом городе и селе «шанго» - «спасибо» кричали! - И, присев на старую скамью от парты, он махнул рукой.
- А мы историю нашего села писать будем,-сказал Витя.-Так вы для истории годитесь?
Иван Антоныч пожал плечом:
- Ну не знаю… В истории войны про меня писали, а вот для села - вам видней. Только вон видишь…-подавшись вперёд, он показал пальцем на их сопку, сопку Пастухова.- Так по этой сопке мой отец в гражданскую от беляков уходил. Сначала он, а потом они от него. На той скале у него пулемёт стоял. Так что в самый лоб беляков бил, когда они в Японию драпали! Там, поди, ещё гильзы где-нибудь с той поры валяются.
Ребята зашумели, заговорили, а Иван Антоныч полез в карман старенького пиджака, достал пачку сигарет, но, посмотрев на ребят, сунул обратно.
Ломоносов присел рядом с ним на землю, вытянул ноги и спросил:
- А когда самураев били, вы тут были?
- Это в тридцать восьмом-то? Слышать, как били пушки, слышали. Из-за сопок крепко гремело. А сами мы не успели, маловаты были, - вспомнил Иван Антоныч, улыбнулся: - Мы тогда в этой самой школе «Бородино» наизусть рассказывали.-И тут же нахмурился: - А только мы с братом на тракторы сели - война. «Вставай, страна огромная!» И мы с поля - и под Москву. На то самое Бородино…
- На то самое? - в удивлении спросила Зина.
- На то самое,-кивнул Иван Антоныч.
Тут он не выдержал, достал мятую сигарету и пыхнул дымом.
- На то самое. Только я вот здесь, а брат - всё там…
Все замолчали, а Алёша, сжав кулаки, словно боднул воздух:
