Пушкин и пустота. Рождение культуры из духа реальности - [9]
Культура предложила один из вариантов эскапистского существования. Сэлинджер и Апдайк были проиллюстрированы фильмом «Полеты во сне и наяву». Авторитет бегущего Кролика наложился на советского героя. На нескладном языке российского эскапизма поколению было велено бежать вслед за вышедшими в тираж хиппи, не забывая по-русски рефлектировать. Только потом пришло осознание, что переживания молодости питались боязнью почти 30-летнего Кролика Энгстрома и 40-летнего героя О. Янковского. Тогда проект жизни казался безальтернативным, как и техника исполнения. Как тут без цитаты из Апдайка: «Ощущение окружающего пространства опустошает грудь… Охваченный страхом, настоящим страхом… Что делать, куда идти, что будет дальше… Сознание этой мизерности переполняет… шаг становится все легче, быстрей и спокойней, и он бежит. Бежит. Бежит».
Так или иначе, обобщенный портрет идеального героя для юноши тех лет был составлен из набора кульминационных по пафосу литературных опытов, в котором непротиворечиво уживались романтики и Кафка, хиппи и Печорин, Булгаков и Сэлинджер, дзен-буддизм и Сартр, Кролик Энгстром и Серая Шейка.
Все они размягчили волю юноши, изощрили архитектонику его переживаний, научили тому, что бегство и есть жизнь, приправленная в сильные глагольные конструкции и заключенная для удобства в трехстишие. На горизонте маячила катастрофа самоидентификации.
Взглянуть на прошлое… И ужаснуться!
В возрастном диапазоне 25–30 лет жизнь заставила мужчину урожая 1958–1960 годов взглянуть на прошлое, соотнести его с настоящим и ужаснуться.
Мужчина начал испытывать ненадуманную усталость, соотнес ее с настроениями чеховских героев. По инерции вспомнилось признание 27-летнего Треплева: «Молодость мою вдруг как оторвало, и мне кажется, что я прожил на свете девяносто лет», – но это было самообманом.
Подстерег второй эсхатологический кризис – перестройка. Исчез очередной горизонт коллективистской мечты о всеобщем счастье.
Эпоха перестройки не озаботилась созданием культового текста, рассказывающего о молодом современнике. Шестидесятники бросились в воспоминания о лагерной правде и критику сталинизма. В таком репертуаре сложно отыскать роль для себя, особенно если нуждаешься в философской рефлексии и художественном обобщении.
Драматизм происходящего диктовал потребность найти автора, который помог бы разобраться, что происходит в голове и душе. Осозналась необходимость в тексте-путеводителе по лабиринту возрастных ощущений, в тексте-документе, который со всем трагизмом смог бы засвидетельствовать экзистенциальную тоску. Ассортимент литературных ровесников оказался велик. На память тотчас напросились «сердитые молодые люди», персонажи из «Смерти героя» Р. Олдингтона, «Великого Гэтсби» Ф. Фицджеральда, «Мартина Идена» Д. Лондона. Их судьба служила предостережением всякому, кто попытается заявить свои права на жизненную самодеятельность.
Каждый из этих героев жил во времена, по-своему знаменательные и героические. Принадлежность к веку катастроф обольщала перспективами: твори, дерзай – время перемен на твоей стороне. Эпохи больших событий, оформленные импровизациями случая, казалось бы, давали шанс Уинтерборну избежать скуки обыденности, Гэтсби – получить в обладание то, о чем мечтал; Мартину Идену – добиться читательского признания.
Как они все были сердиты, не удовлетворены жизнью и великолепно обречены! Но захотелось родного и чуть более оптимистического. Оттого дороже и убедительнее прозвучала «Зависть» Ю. Олеши – повесть о человеке, прописанном в поворотном времени.
Переломное… Опять!
Переломное время – индустриализации ли, перестройки – оформляется пышной лозунговой риторикой, человеку обещают свежие песни и надежды.
Казалось, что для каждого наступил черед становиться скороспелым оптимистом. И любой ровесник Кавалерова через полвека готов был подписаться под признанием героя: «Конец эпохи, переходное время, требует своих легенд и сказок. Что же, я счастлив, что буду героем одной из таких сказок».
Жизнь сочиняет ноты оптимистических песен и для возрастного кризиса. Мир обещает много, слишком много: «Моя молодость совпала с молодостью века. И это прекрасная судьба – если так совпадает: молодость века и молодость человека».
Опыт жизнепроживания предшественников предостерегает: за жизненные успехи платят высокую цену: смерть Уинтерборна на поле боя, последний выдох Идена в океанской глубине, гибель Гэтсби, поражение Кавалерова во всех жизненных правах. Судьбы литературных персонажей усилят похмельную горечь тех, кого перестройка разочаровала, наградив острым ощущением потери социальных смыслов.
Почему-то, как всегда, ничего не вышло. Вроде, и молод, и жаждется инициативно приложить ум и душу к строительству бытия. Человек изголодался по жизненному творчеству.
Те, кто были чуть постарше, «молодые реформаторы», с чужого уверенного голоса, неистовствуя, пели осанну представителю поколения, единственному, способному наладить бесприютную жизнь. Рефрен политических либо экономических песен был неизменен: «Тебе страшно повезло! Ты живешь в такое время… Ты сам можешь держать удар и форму. Ты сам – олицетворение сильного удара и убедительной формы». Поколению, чьи молодость и доверчивость были взяты напрокат, заговорщически подмигивали.
В данной книге тема русского характера рассматривается столь многогранно и смело, что можно с уверенностью утверждать, что это издание уникально. Красиво, артистично, глубоко, используя неповторимый авторский стиль, авторы преподносят свое исследование, открывая удивительные взаимосвязи: история, подборка редких архивных данных, мнение зарубежных авторов и русских писателей, культура, власть, деньги, психология современного человека и наших предков и многое-многое другое. Что влияет на русский характер, или на что влияет русский характер? Наши проблемы – разрешимы ли они? И откуда они взялись? Множество вопросов, которые волнуют всех людей без исключения.
Книга Андрея Ястребова предназначена лечить души тех мужчин, у которых есть мозги. А также тех женщин, которых еще не оставила надежда. Мужчина достоин счастья, но ему, по обыкновению, мешают обстоятельства, и справиться с ними может только женщина. К тому же неврастения и мировая скорбь в глазах ждут всех, кто не намерен навести порядок в своей жизни…Мужчины и возраст, мужчины и власть, мужчины и творчество, мужчины и женщины… Эта книга – предостережение и репетиция того, что может случиться с каждым.
Все, поверьте, все без исключения ждут настоящей любви. И когда та приходит, а потом проходит, каждой женщине и каждому мужчине нужен близкий человек, способный в ситуации тотального постлюбовного похмелья и сердечных разочарований помочь сохранить спокойствие и благоразумие. Любовь – это пожизненное заточение в буднях. Любовь – это когда два дальнобойщика замучились друг с другом, но ехать-то надо! И когда новая любовь нагрянет и спросит: «Тебе в какую сторону?», вы решительно отвечайте: «В любую!».
Когда мужчина встречает женщину, жизнь приобретает смысл, который называется любовью.Мир – это место, откуда мужчина возвращается только домой. К своей женщине.Пусть станет ярче Бетховен, усилится Моцарт, выкричится, наконец, Мунк, пусть… Все они – о любви к женщине.Возьми псевдоним, скройся в лесу, спрячься в горах – ничего не выйдет. Судьба все равно тебя отловит, свяжет руки, засадит в ящик с дырочками для воздуха и этапирует в нужном направлении. Прибудешь ты вовремя, чтобы встретиться со своей женщиной.
Кто такие интеллектуалы эпохи Просвещения? Какую роль они сыграли в создании концепции широко распространенной в современном мире, включая Россию, либеральной модели демократии? Какое участие принимали в политической борьбе партий тори и вигов? Почему в своих трудах они обличали коррупцию высокопоставленных чиновников и парламентариев, их некомпетентность и злоупотребление служебным положением, несовершенство избирательной системы? Какие реформы предлагали для оздоровления британского общества? Обо всем этом читатель узнает из серии очерков, посвященных жизни и творчеству литераторов XVIII века Д.
Мир воображаемого присутствует во всех обществах, во все эпохи, но временами, благодаря приписываемым ему свойствам, он приобретает особое звучание. Именно этот своеобразный, играющий неизмеримо важную роль мир воображаемого окружал мужчин и женщин средневекового Запада. Невидимая реальность была для них гораздо более достоверной и осязаемой, нежели та, которую они воспринимали с помощью органов чувств; они жили, погруженные в царство воображения, стремясь постичь внутренний смысл окружающего их мира, в котором, как утверждала Церковь, были зашифрованы адресованные им послания Господа, — разумеется, если только их значение не искажал Сатана. «Долгое» Средневековье, которое, по Жаку Ле Гоффу, соприкасается с нашим временем чуть ли не вплотную, предстанет перед нами многоликим и противоречивым миром чудесного.
Книга антрополога Ольги Дренды посвящена исследованию визуальной повседневности эпохи польской «перестройки». Взяв за основу концепцию хонтологии (hauntology, от haunt – призрак и ontology – онтология), Ольга коллекционирует приметы ушедшего времени, от уличной моды до дизайна кассет из видеопроката, попутно очищая воспоминания своих респондентов как от ностальгического приукрашивания, так и от наслоений более позднего опыта, искажающих первоначальные образы. В основу книги легли интервью, записанные со свидетелями развала ПНР, а также богатый фотоархив, частично воспроизведенный в настоящем издании.
Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.
Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .
Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.