Пушкин и пустота. Рождение культуры из духа реальности - [7]

Шрифт
Интервал

Нередко одинокому юноше литература с готовностью предоставляет самые сомнительные варианты избавления от сиротливого одиночества. Пушкин сводит Ленского с Онегиным, в качестве наставника Растиньяку Бальзак подбирает Вотрена. Печальный итог отношений пушкинских героев мало удовлетворяет юношу-читателя. Он предпочитает более сильные страсти, даже если о них повествует профессиональный преступник. Никакие поэтические образы и цветистые метафоры не сравнятся с лекцией об истинной дружбе, которую Вотрен читает своему подопечному: «У меня страсть жертвовать собой другому человеку. Я глубоко заглянул в жизнь и признаю только одно подлинное чувство: взаимную дружбу двух мужчин. Много ли найдете вы людей такой закалки, чтобы они, когда товарищ скажет: „Идем, зароем труп!“ – пошли, не проронив ни звука, без надоедливой морали? Я делал это».

Повторимся: юноше и молодому человеку нужен совет доброго наставника. Это аксиома. Но кого назначить на эту ответственную роль? Вотрен не годится – слишком криминален. Родительские рекомендации настолько патриархальны, что произносить их при постороннем все равно что в очередной раз цитировать «Домострой». Байрон, Мюссе или Шенье запутывают нашего юношу противоречивостью советов и запугивают озлобленностью оценок.

Своей льстивой откровенностью, тяжеловесными обобщениями, проповедью добродетелей и провокационностью философских экспериментов, применением психоанализа к очевидным вещам литература дезориентировала юношу. И тут подоспел возраст, когда следует делать самостоятельный и непременно опрометчивый выбор. Юношу потянуло к самостоятельному чтению.

Внеклассное чтение

Юноша конца 1970-х очень любил читать. В ответ на хрестоматийный диктат школьной программы он настойчиво расширял репертуар своих культурных предпочтений. Без помощи друзей здесь не обошлось. Одни порекомендовали «Мастера и Маргариту», Л. Андреева, А. Грина, другие – Хемингуэя, Пруста, Гессе, Кафку, Акутагаву, третьи – Сэлинджера, Апдайка, Мейлера и Гарсиа Маркеса.

Опуская ритуал справедливых и приятных слов в адрес названных писателей и еще десятков не упомянутых, скажем, что в общих чертах ситуация сложилась следующая. Булгаков увлек. Симоновское слово из предварения журнальной публикации – «своеобычно» – стало эмблемой вдохновенного пересказа романа: «А помнишь…?», «А вот еще…». Произведение о Мастере многих воодушевило на собственное творчество, и они ушли в переживание загадочности первой любви и первого тобою сказанного слова.

Кто-то взялся за Хемингуэя. «Фиеста», доставшаяся по наследству от старших братьев, ввергла в уныние. Упрямый оптимизм «Старика» вступил в противоречие с трагическим пафосом рассказов. Папа Хэм, однако, сделал свое дело: он отучил от обществоведения и приручил к литературе, в которой настоящие мужчины (или то, что от них осталось) готовились принять последний бой.

Другим подросткам был потребен текст, который говорил бы о тебе, как о единственном стихотворении в прозе жизни. И юноша нашел свою книжку. Прочитан Дж. Д. Сэлинджер. Слово «липа» обогатило ничтожный тезаурус мироопределений, но ненадолго. Семантический ресурс «липы» был быстренько исчерпан. В осадок выпали слова «битники», «хиппи» и призыв не верить всем, кому за тридцать. Длинноволосые и джинсовые люди вокруг пили портвейн, закусывали бородинским хлебом, плавлеными сырками, загадочно произносили слово «дзен» и совсем уже невнятно – «буддизм». Юноша с романтической печалью за пазухой поспешно к ним присоединился. Дзен в русско-американской версии казался чем-то, причудливо просвечивающим через сумрак обыденности. Все знали теорию дзен в популярном изложении дешевой серии «Их нравы», но применять эти знания к «Ловцу» не хотелось.

Юноша конца 70-х еще не читал Н. Конрада и С. Елисеева. Чуть позже книга И. Галинской о Сэлинджере и Булгакове отчасти изумила и дезориентировала, однако самые продвинутые обратились к американским работам по философии и обнаружили, что роман Сэлинджера – искусная американская компиляция различных философских источников. Но зато какая!

Захотелось узнать побольше о себе как о неслучайном и обреченном даре природы, возмечталось прирастить себя к живописной композиции странных смыслов. Прейскурант отечественных философских идей, проповедуемых классиками культуры, настойчиво растворялся школой в дурной общественно-политической проблематике. Здравомыслия не хотелось, взгляд туманился мечтою о себе, нездешнем. Душа была взбудоражена японской культурой.

Первыми ласточками-оригами стали фильмы А. Куросавы «Семь самураев» и «Ворота Расёмон». Наш юноша ходил смотреть их в Кинотеатр повторного фильма – во-первых, билет за 10 копеек, во-вторых, сидеть можно где хочешь на раннем воскресном сеансе. Не хватало силенок у подростковой культуры, чтобы копнуть вглубь. Да этого и не нужно было. Через недолгое время из зрителя юноша превратился в читателя и обнаружил основы кинодраматургии – Акутагаву. А там до Басё с его хокку и танка рукой подать. Неожиданным сюрпризом стал Исикава Такубоку, написавший едва ли не самую гениальную рецензию на роман И. С. Тургенева «Рудин», которую юноша поторопился сделать эпиграфом к школьному сочинению «Кто прав в споре П. П. Кирсанова и Базарова»:


Еще от автора Андрей Леонидович Ястребов
Боже, спаси русских!

В данной книге тема русского характера рассматривается столь многогранно и смело, что можно с уверенностью утверждать, что это издание уникально. Красиво, артистично, глубоко, используя неповторимый авторский стиль, авторы преподносят свое исследование, открывая удивительные взаимосвязи: история, подборка редких архивных данных, мнение зарубежных авторов и русских писателей, культура, власть, деньги, психология современного человека и наших предков и многое-многое другое. Что влияет на русский характер, или на что влияет русский характер? Наши проблемы – разрешимы ли они? И откуда они взялись? Множество вопросов, которые волнуют всех людей без исключения.


Наблюдая за мужчинами. Скрытые правила поведения

Книга Андрея Ястребова предназначена лечить души тех мужчин, у которых есть мозги. А также тех женщин, которых еще не оставила надежда. Мужчина достоин счастья, но ему, по обыкновению, мешают обстоятельства, и справиться с ними может только женщина. К тому же неврастения и мировая скорбь в глазах ждут всех, кто не намерен навести порядок в своей жизни…Мужчины и возраст, мужчины и власть, мужчины и творчество, мужчины и женщины… Эта книга – предостережение и репетиция того, что может случиться с каждым.


Мужчина – модель для сборки

Все, поверьте, все без исключения ждут настоящей любви. И когда та приходит, а потом проходит, каждой женщине и каждому мужчине нужен близкий человек, способный в ситуации тотального постлюбовного похмелья и сердечных разочарований помочь сохранить спокойствие и благоразумие. Любовь – это пожизненное заточение в буднях. Любовь – это когда два дальнобойщика замучились друг с другом, но ехать-то надо! И когда новая любовь нагрянет и спросит: «Тебе в какую сторону?», вы решительно отвечайте: «В любую!».


Наблюдая за женщинами. Скрытые правила поведения

Когда мужчина встречает женщину, жизнь приобретает смысл, который называется любовью.Мир – это место, откуда мужчина возвращается только домой. К своей женщине.Пусть станет ярче Бетховен, усилится Моцарт, выкричится, наконец, Мунк, пусть… Все они – о любви к женщине.Возьми псевдоним, скройся в лесу, спрячься в горах – ничего не выйдет. Судьба все равно тебя отловит, свяжет руки, засадит в ящик с дырочками для воздуха и этапирует в нужном направлении. Прибудешь ты вовремя, чтобы встретиться со своей женщиной.


Рекомендуем почитать
Веселая Эрата. Секс и любовь в мире русского Средневековья

Книга Евгения Мороза посвящена исследованию секса и эротики в повседневной жизни людей Древней Руси. Автор рассматривает обширный и разнообразный материал: епитимийники, берестяные грамоты, граффити, фольклорные и литературные тексты, записки иностранцев о России. Предложена новая интерпретация ряда фольклорных и литературных произведений.


Польская хонтология. Вещи и люди в годы переходного периода

Книга антрополога Ольги Дренды посвящена исследованию визуальной повседневности эпохи польской «перестройки». Взяв за основу концепцию хонтологии (hauntology, от haunt – призрак и ontology – онтология), Ольга коллекционирует приметы ушедшего времени, от уличной моды до дизайна кассет из видеопроката, попутно очищая воспоминания своих респондентов как от ностальгического приукрашивания, так и от наслоений более позднего опыта, искажающих первоначальные образы. В основу книги легли интервью, записанные со свидетелями развала ПНР, а также богатый фотоархив, частично воспроизведенный в настоящем издании.


Уклоны, загибы и задвиги в русском движении

Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.


Топологическая проблематизация связи субъекта и аффекта в русской литературе

Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .


Китай: версия 2.0. Разрушение легенды

Китай все чаще упоминается в новостях, разговорах и анекдотах — интерес к стране растет с каждым днем. Какова же она, Поднебесная XXI века? Каковы особенности психологии и поведения ее жителей? Какими должны быть этика и тактика построения успешных взаимоотношений? Что делать, если вы в Китае или если китаец — ваш гость?Новая книга Виктора Ульяненко, специалиста по Китаю с более чем двадцатилетним стажем, продолжает и развивает тему Поднебесной, которой посвящены и предыдущие произведения автора («Китайская цивилизация как она есть» и «Шокирующий Китай»).


Ванджина и икона: искусство аборигенов Австралии и русская иконопись

Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.