Пушкин и финансы - [164]

.

На «Историю Пугачевского бунта» Пушкин возлагал немалые надежды. В черновом, не посланном письме к Бенкендорфу он упоминал, что книга даст ему 40000 руб. 15 сентября Пушкин писал жене: «Ох, кабы у меня было 100000! Как бы я все это уладил; да Пугачев, мой оброчный мужичек, и половины того мне не принесет, да и то мы с тобой как раз промотаем; не так ли?»[1036] «История Пугачевского бунта» вышла в свет в последних числах декабря 1834 г. и продавалась по 20 руб. за экземпляр, 20 января 1835 г. Пушкин сообщал Нащокину: «Каково время! Пугачев сделался добрым, исправным плательщиком оброка, Емелька Пугачев, оброчный мой мужик. Денег он мне принес довольно, но как около двух лет жил я в долг, то ничего и не остается у меня за пазухой, а все идет на расплату»[1037].

Но и тех сумм, на которые скромно рассчитывал Пушкин (тысяч 30–40), «История Пугачевского бунта» ему не дала. Из официального письма к М. Л.Яковлеву, заведывавшему казенной типографией, видно, что «История» печаталась в 3000 экз. По подсчету, произведенному после смерти Пушкина, оказалось у него на квартире 1775 экземпляров «Истории». Значит, разошлось всего 1225 экземпляров, на общую сумму 24500 руб. Если принять в расчет скидку книгопродавцам (а она определялась в 30 %), да еще выбросить экземпляры, розданные бесплатно, то доходы Пушкина от «Истории» выразятся в сравнительно скромной сумме 17150 руб. Если считать, что часть экземпляров продана без книгопродавческого посредства, то можно увеличить эту сумму тысяч до 20. Вот и все. 22 марта 1835 г. (срок уплаты первой половины займа на издание «Истории») Пушкин, конечно, взноса не сделал. Ссуда, пожалованная Николаем, оказалась в пушкинском бюджете тоже каплей в море!

Прошел год, а материальная нужда стала острее. Пушкин считал в известной мере повинными в этой нужде царя и правительство. Ему казалось, что он может поправить свои дела, или уехав в деревню, или получив разрешение на издание журнала. 2 мая 1835 г. он писал Павлищеву: «Дела мои не в хорошем состоянии. Думаю оставить Петербург и ехать в деревню»[1038]. В июне-июле 1835 г. Пушкин попробовал поправить свое материальное положение и вошел в длительную переписку с Бенкендорфом и в личные с ним сношения. Почти ко всем письмам этого периода к Бенкендорфу сохранились черновые наброски, свидетельствующие о неприятных и мучительных переживаниях автора. Он ставил себе определенную цель, в черновике обозначал ее ясно, а в беловом шел на попятный. 1 июня он излагал свое положение^VI: «Состояния никакого, ни у него, ни у жены. Верный заработок: жалованье. Работать, чтобы жить – в этом нет ничего унизительного, но писать для денег – одна мысль об этом приводит в прострацию. Жизнь в Петербурге дорога, журнал дал бы 40000 рублей, но мысль о таком предприятии отвратительна, этот источник на самый крайний случай. Но жизнь в Петербурге свыше сил, долги. Три, четыре года жизни в деревне поправят дела. Но лишь бы государь не увидел тут никакой неблагодарности. Бенкендорф должен решить участь поэта. К привязанности Пушкина не примешивается никакой задней мысли»[1039]. Николай на письме Пушкина надписал: «Нет препятствий ему ехать куда хочет, но не знаю, как разумеет он согласить сие со службою. Спросите, хочет ли отставки, ибо иначе нет возможности его уволить на столь продолжительный срок»^VII. Как будто бы Пушкину представлялась полная воля решать свою судьбу, но Пушкин предпочел отказаться от своеволия и 4 июля довел до сведения Бенкендорфа^VIII. «Государь сказал, что нельзя поехать в деревню, иначе как взяв отставку. Предаю судьбу в царскую волю, все только чтоб потом пустили в архивы»[1040]. Тут, наконец, вскрылись истинные цели деликатной переписки, Бенкендорф приоткрыл покрывало: «Если ему нужны деньги, государь готов помочь, – пусть мне скажет, если нужно дома побывать, то может взять отпуск на 4 месяца»[1041]. Пушкин наивно мечтал, что царь будет щедр и великодушен и сразу освободит его от всех долговых тягот, дав ему 120 000 руб. Эта сумма была нужна Пушкину, ее он проставил в черновике вместе с обещанием расплатиться в 10 лет. Но когда он стал переписывать письмо набело, рука его дрогнула и вместо 120 000 написала только 60 000. И эта сумма серьезно устраивала бы Пушкина, но ни Бенкендорф, ни Николай не желали понять его и после тягостного и унизительного для Пушкина обмена мнений предложили ему 10 000 руб. и шестимесячный отпуск[1042]. Можно себе представить, как аффрапирован^IX был Пушкин таким вспомоществованием. Царская подачка совершенно его не устраивала, и он пошел дальше по пути унижения: рискуя быть навязчивым, он обратился с новой просьбой дать ему 30 000 руб., но не как вспоможение, а взаймы, при чем в погашение просил обратить его жалованье. 29 июля царь согласился дать Пушкину на этих условиях 30 000 руб.^Х

В таких-то обстоятельствах Пушкин получил вторую ссуду от Николая. Итак, второй источник средств существования к 1 января 1836 г. был закрыт для Пушкина. На это число Пушкин оставался должен казне свыше 40 000 руб.

III

Перехожу к третьему и основному источнику существования – литературному гонорару. О литературных заработках Пушкина, конечно, будет написано особое исследование