Пушкин. Духовный путь поэта. Книга вторая. Мир пророка - [103]
Р. Гальцева, знаток русской религиозной философии, написала: «Русская философия — это по преимуществу философия существования, не потерявшая своей связи с высшим бытием, это — экзистенциальная метафизика. Но русскую литературу тоже можно определить как весть о судьбе человека перед лицом высшего смысла, вечных ценностей — истины, добра и красоты» [9, 6]. Это удачная формула, позволяющая увидеть в творчестве национального гения — Пушкина — обобщения самого высшего, непререкаемого толка, как к нему ни подходи, как к поэту ли, как к историку ли, философу, критику и так далее по всему списку пушкинских достоинств. Все едино Пушкин прорвется из тенет ограничивающего суждения и будет парить над нашим обыденным представлением, не подозревая о том, сколь велика наша восхищенная зависть к этому его умению мгновенно преодолевать любые смысловые расстояния между простым и безмерно сложным, между очевидным и мистическим, между безобразным и прекрасным, между ложью и истиной, между низшими и высшими мирами.
Его непревзойденная бытийная истинность, холодная и острая одновременно, направленная в самые глубины природы вещей и явлений, в любой момент в своей поэтической осуществляемости вдруг расцветает невиданной нежностью, тонкостью и любовной теплотой.
Русская религиозная философия, анализируя, исследуя, просто любуясь пушкинским миром, собственно, подтвердила то, что и так прекрасно знали все ее представители, будучи плоть от плоти русского способа «чувство-мыслия». Замечательно и то (и об этом не лишне вспомнить именно сейчас), что младое поколение этих философов спасали для нас Пушкина, находясь далеко за пределами России, будучи высланными из нее на так называемом «философском пароходе». Для них, а оказалось и для нас, — Пушкин спас и сохранил родину; это был даже не мост, который символически соединял старую, пушкинскую и новую, советскую Россию, конечно, по мифологии последней, наконец-то, открывшей всю истину в поэте и давшей Пушкина народу, — это было продление самого материка России далеко за пределы ее физических границ: несмотря на расстояние, окунувшись, возвратившись к Пушкину, можно было смело ставить ногу в любом месте — и сразу обнаруживалась родная почва, твердь под ногами.
Поэтому Пушкин не «почвенник», как писал о. Сергий, он — сама почва, основа. Без его элемента она легко может разверзнуться, уйти из-под ног, что уже не раз бывало в послепушкинской эпохе; без него, Пушкина, обнажатся такие пропасти и зияния, из которых, опять-таки, без пушкинской крепкой руки и не выбраться.
1. Достоевский Ф. М. Дневник писателя // Ф. М. Достоевский. Полн. собр. соч. в тридцати томах. Том 26. Л., 1984.
2. Ильин И. А. О национальном призвании России (ответ на книгу Шубарта) // Вальтер Шубарт. Европа и душа Востока. Пер. с нем. М., 1997.
3. Ильин И. Пророческое призвание Пушкина // Пушкин в русской философской критике. М., 1990.
4. Соловьев В. Значение поэзии в стихотворениях Пушкина // Пушкин в русской философской критике. М., 1990.
5. Соловьев В. Судьба Пушкина // Пушкин в русской философской критике. М., 1990.
6. Розанов В. В. Возврат к Пушкину (К 75-летию дня его кончины) // Василий Розанов. Сочинения. М., 1990.
7. Мережковский Д. Пушкин // Пушкин в русской философской критике. М., 1990.
8. Булгаков С. Жребий Пушкина // Пушкин в русской философской критике. М., 1990.
9. Гальцева Р. По следам гения. Вступительная статья // Пушкин в русской философской критике. М., 1990.
Тайны русского слова: Пушкин
Для начала разговора приведем часть высказывания о русском языке религиозного философа Ивана Ильина, которое мы полностью воспроизвели ранее в другом разделе книги (см. стр. 199 настоящего издания): «Именно язык наш провел эту черту между русским народом и западными — и привел к тому, что запад нас не знает, но особенности наши признает; в чем эти особенности — не знает, в нашей истории и в нашей культуре не разбирается; но о нас, о России, о ее народе, о его судьбе — судит, рассуждает; и за нас, и безнас решает» [1, 368].
Это реальный водораздел, настоящая граница между «мирами», которую чрезвычайно трудно преодолеть. И конечно же, говоря о Пушкине, о его воздействии на русскую литературу, о ее восприятии на Западе, мы обязаны анализировать сформировавшееся, благодаря во многом его усилиям, поразительное единство русского языка, религиозных воззрений и особой русской ментальности.
Есть еще одна часть русского языка, которая привлекает особое внимание западных исследователей. Это та часть русского языка, те, скажем определеннее, с л о в а, которые носят уникальный характер, присущи только этому языку и отражают некоторые особенности психологии, интеллекта и отношения к бытию в принципе его, языка, носителей.
Для выражения неких ментальных свойств и состояний интеллекта русский язык выработал целый ряд непереводимых на другие языки понятий, которые, воплощаясь в определенных словах, характеризуют не только своеобразие внутреннего (психологического и интеллектуального) мира человека, говорящего на русском языке, но и представляет собой некую — сложного состава — монаду (скажем точнее —
В настоящем издании представлены основные идеи и концепции, изложенные в фундаментальном труде известного слависта, философа и культуролога Е. Костина «Запад и Россия. Феноменология и смысл вражды» (СПб.: Алетейя, 2021). Автор предлагает опыт путеводителя, или синопсиса, в котором разнообразные подходы и теоретические положения почти 1000-страничной работы сведены к ряду ключевых тезисов и утверждений. Перед читателем предстает сокращенный «сценарий» книги, воссоздающий содержание и главные смыслы «Запада и России» без учета многообразных исторических, историко-культурных, философских нюансов и перечня сопутствующей аргументации. Книга может заинтересовать читателя, погруженного в проблематику становления и развития русской цивилизации, но считающего избыточным скрупулезное научное обоснование выдвигаемых тезисов.
Профессор Евгений Костин широко известен как автор популярных среди читателей книг о русской литературе. Он также является признанным исследователем художественного мира М.А. Шолохова. Его подход связан с пониманием эстетики и мировоззрения писателя в самых крупных масштабах: как воплощение основных констант русской культуры. В новой работе автор демонстрирует художественно-мировоззренческое единство творчества М.А. Шолохова. Впервые в литературоведении воссоздается объемная и богатая картина эстетики писателя в целом.
Новая книга известного слависта, профессора Евгения Костина из Вильнюса, посвящена творчеству А. С. Пушкина: анализу писем поэта, литературно-критических статей, исторических заметок, дневниковых записей Пушкина. Широко представленные выдержки из писем и публицистических работ сопровождаются комментариями автора, уточнениями обстоятельств написания и отношений с адресатами.
Мотив Второго пришествия занимает особое место в российской фантастике рубежа двух тысячелетий. В последние десятилетия библейские аллюзии все чаще проникают в жанр фэнтези. Целью статьи было проанализировать особенности воплощения мотива о Втором пришествии в русской фэнтези. Материалом послужили произведения современных авторов Ю. Вознесенской, Н. Перумова, В. Хлумова, С. Лукьяненко и Т. Устименко. В каждом из рассмотренных текстов возникает история Второго пришествия. При этом отношение к образу Спасителяи его повторному пришествию в мир варьируется: от почтительного ожидания (Ю.
В статье анализируется одна из ключевых характеристик поэтики научной фантастики американской Новой волны — «приключения духа» в иллюзорном, неподлинном мире.
Нобелевская лекция лауреата 1998 года, португальского писателя Жозе Сарамаго.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.