Пурга в ночи - [108]

— А, это вы? Я испугался. Думал — большевики.

Аренкау невнятно что-то добавил, но Агафопод не слушал их. Он с трудом соображал. Как же так? Аренкау арестовали большевики, а он на свободе и готовится куда-то уезжать. Убежал, старый козел, из казенного дома от справедливой кары. И ему помогает американец. Нет, Агафопод не может допустить этою бегства, этого противозаконного деяния. Аренкау и Мартинсон нарушают порядок, и если Агафопод не помешает бегству Аренкау, то он будет их соучастником. Агафопод, забыв про ром, закричал:

— Куда, Аренкау?

— Домой! В стойбище… — Голос у Аренкау был плаксивый и злой. — Я всем расскажу, какая плохая новая власть.

— Поезжай, — Мартинсон хлопнул по плечу Аренкау. Тот взялся за остол и хотел поднять собак, но Агафопод вырвал из рук Аренкау остол и отшвырнул его.

— Стой! Из темницы ты самовольно ушел.

— Пусть уезжает, — сказал Мартинсон.

— Умолкни! — прикрикнул Агафопод на американца и, схватив Аренкау за ворот, поволок от нарты. Маленький, низенький Аренкау пытался упорствовать, но Агафопод без особого напряжения вел его впереди себя на вытянутой руке. Мартинсон, придя в себя от неожиданности, подбежал к священнику:

— Отпустите его… Я…

— Изыди! — Агафопод не останавливался. Мартинсон схватился за Аренкау, пытаясь помочь ему вырваться. Священник грозно предупредил его:

— Не потворствуй закононарушителю, ибо кара постигнет тебя!

Мартинсон не обратил внимания на угрозу и продолжал тянуть Аренкау к нартам. Священник, чувствуя, что Аренкау вот-вот вывернется, размахнулся и наотмашь, левой рукой ударил Мартинсона по лицу. Американец, глухо вскрикнув, рухнул на снег. Не обращая на него внимания и не задерживаясь, Агафопод побежал на собрание, подгоняя Аренкау. Тот покорно бежал. Так они и ворвались на собрание. Агафопод перебил Чекмарева могучим рыком:

— Беглого узника на судилище привел! Разбив оковы, ростовщик бежать намеревался!

Чекмарев и Берзин с улыбкой переглянулись. Они хотели для острастки продержать Аренкау до утра, а затем отпустить, но сейчас все изменилось. Берзин сказал президиуму:

— Осудите Аренкау и изгоните из Марково, а Агафопода надо поблагодарить!

— Веди сюда его! — крикнул Чекмарев священнику, и тот торжественно, не выпуская Аренкау, под смех и шутки собрания вывел его к столу.

— Да свершится суд скорый и правый!

2

— Ваше мнение, товарищи? — Мандриков говорил медленно, но в душе его бушевал гнев. Он не хотел первым, высказать свое отношение к новым телеграммам Петропавловского ревкома. Члены ревкома молчали. Телеграммы, полученные из Петропавловска, вызывали недоумение. Михаил Сергеевич знал, о чем думали ревкомовцы. У него тоже появились тревожные мысли: а правильно ли он и Анадырский ревком делали? Так ли надо было поступать?

Молчание становилось тягостным, но Мандриков терпеливо ждал. От того, что скажут члены ревкома, зависело многое: продолжать линию, которой ревком придерживался до сих пор, или же все менять. Но это значило бы признать себя не только виноватыми, но и вызвать, у коммерсантов, уцелевших колчаковцев ликование, а у пострадавших от них — разочарование в Советах.

Нет, он не согласен с петропавловскими директивами и не будет их выполнять. Неужели товарищи там, не понимают, что отступление преступно? У врагов Советов развязались бы руки, и они, осмелев, попытались бы вернуть и прежние порядки, и свести счеты и восполнить свои потери.

Нет. Он не послушается директив Петропавловского временного военно-революционного комитета. Они тянут к отказу от завоеванного, к сдаче позиции Октябрьской революции. Мандриков тщательно перебрал в памяти все, что он запомнил на всю жизнь, когда слушал в Петрограде Ленина, читал его статьи и книги, директивы партии и подпольного партийного центра во Владивостоке, наконец, последние указания товарища Романа. Михаил Сергеевич ни в чем не мог упрекнуть себя или кого-нибудь из товарищей. Они действовали в интересах революции и народа.

Мандрикову стало легче. Он был уверен в правильности ревкома и поклялся себе, что не уступит Ни одному требованию петропавловцев, а будет продолжать, служить партии и народу так же, как до сих пор. Даже если его товарищи почему-либо согласятся с требованиями петропавловцев, он будет бороться за сохранение прежней линии ревкома. Михаил Сергеевич с презрением по смотрел на телеграммы Петропавловского ревкома и отодвинул их от себя. Тишину нарушил Клещин:

— Петропавловский ревком советует нам…

— Говори прямее, чего тут вилять! — взорвался Гринчук. — Петропавловский ревком хочет, чтобы мы красный флаг спустили.

— Ты, Семен, не понял весь смысл указаний петропавловцев, — возразил Клещин. — Они опасаются, что национализация товаров Малкова, Свенсона и других ухудшит снабжение населения. Из Владивостока колчаковцы не выпустят товары, даже если бы кто их и отправил на имя ревкома. А будь адрес Малкова, Бирича или Бесекерского, товары без всяких препятствий были бы погружены на пароход.

— Я согласен с Клещиным, — волнуясь, заговорил обычно молчаливый Титов. — И американцы не пошлют товаров.

— Я договорился с Лампе! — напомнил Мандриков. — Клещин и Титов не поняли трусоватый и вредный смысл петропавловских указаний.