Пунические войны - [4]

Военные силы, неистощимые запасы римлян отражены на основе богатого материала источников итальянским ученым XIX века Дж. Босси в монографии «Война Ганнибала в Италии от Канн до Метавра»^{33}. Он обратил внимание на то, что Ганнибал даже после победы при Каннах не имел достаточных сил для ведения дальнейшей войны. Римское войско во второй Пунической войне представлено и в исследовании итальянца П. Канталуни^{34}. Вопреки данным источников он выдвинул свою точку зрения на количественный состав сил и потерь в битве при Каннах. По его убеждению, численность армии Рима не превышала 44 тыс. человек, в то время как Полибий и Ливий доводят ее до 87 тыс. Выводы его неубедительны и бездоказательны. Мы на стороне тех авторов, которые придерживаются сведений Полибия — Ливия, опирающихся па общепризнанный источник Силена.

Особого внимания заслуживает работа американского историка Т. Франка (1876–4939) — «Римская цензовая статистика с 225 по 28 гг. до н. э.»^{35}, включившая в себя богатый фактический материал о количественном соотношении армии и населения. На основании его цифровых данных можно делать выводы о социально-экономическом и политическом состоянии Римского государства в эпоху его войн с Карфагеном.

Ряд серьезных исследований о проведении цензов во времена Республики, социальной структуре цензов и статусе цензоров имеется в англо-американской историографии античности^{36}. Представители ее рассматривают не только людские ресурсы Италии, но и численный состав военных сил, условия армейской службы, трудности в комплектовании легионов. Известно, что социально-экономическое и политическое положение римлян эпохи Республики зависело от наличия движимого и недвижимого имущества. Имущественный ценз был определяющим при голосовании и при комплектовании легионов. Эти вопросы затронуты, в частности, в многочисленных исследованиях ученых разных стран.

Социально-экономические аспекты Ганнибаловой войны анализируются в трудах немецкого историка-модерниста Э. Мейера (1855–1930)^{37}, сторонника циклизма, сравнивающего военные силы Рима второй Пунической войны с военными силами Германии в первой мировой войне^{38}. Ганнибал, по его мнению, сделал все, чтобы разложить римско-италийский союз изнутри. После битвы при Каннах к нему перешла большая часть италийцев юга, вплоть до Капуи. Тем не менее, справедливо отметил Мейер, ядро союзников Средней Италии сохранило верность Риму. Представлен также количественный состав римских граждан по цензам. Заслуживает внимания вывод, что в Ганнибаловой войне общее число погибших с римской стороны за 16 лет составило 300 тыс. человек. Нельзя не согласиться и с тем, что основная часть павших приходится на два первых года войны^{39}. Исследуя римские вооруженные силы после битвы при Каннах, Мейер доказал, что сведения Ливия о количественном соотношении между легионами и численностью населения достоверны, хотя и не соответствуют социальному и экономическому состоянию государства^{40}.

Римский нобилитет (знать, образовавшаяся в результате слияния патрицианской и плебейской верхушки), вышедший на арену во время второй Пунической войны, в конечном счете принес успех римскому оружию — таков вывод итальянского ученого Э. Пайса (1856–1939) в двухтомной монографии «История Рима в эпоху Пунических войн»^{41}. Характерно, что придавая важное значение экономическому базису Рима и Карфагена, автор все же объяснил политические и военные успехи римлян религиозной и социальной концепциями — единством и сплоченностью римлян и италийцев^{42}. Ганнибалову войну он рассматривал как утверждение Рима в Средиземноморье, а римское господство считает благом для всех народов.

Социально-экономическая политика римского сената во время второй Пунической войны прослежена в докторской диссертации западногерманского исследователя У. Таммлера «Структура и деятельность римского сената в 218–201 гг. до н. э.»^{43}. Автор близок к марксистскому направлению. На убедительных примерах он оценил роль сенатских решений во внутренней и внешней политике Рима. Действительно, как он верно замечает, от согласованных действий сената и магистратов во многом зависел исход войны. Прежде всего это касалось социально-экономических изменений, выразившихся в более гуманном отношении к беднейшим слоям плебса и союзникам-италийцам. После ряда значительных поражений и гибели легионов старая система комплектования стала неприемлемой. Сенат, чтобы выйти из затруднительного положения, постановил: выкупить у граждан рабов и призвать их в армию, просить морских союзников увеличить поставки, провести строгую перепись граждан и увеличить набор воинов в соответствии с подоходным налогом. Результат энергичных мер — 25 легионов через год после разгрома при Каннах. Вскоре легионы принесли первые победы Риму, которые Таммлер перечисляет.

Закономерность возникновения войн в неразрывной связи с экономическим развитием общества исследовал французский ученый И. Гарлан в монографии «Война и античность»^{44}. Опираясь на марксистско-ленинское учение, он осветил войны от Гомеровских времен до падения античных обществ. Наиболее удачны те места книги, где автор говорит о пролетаризации римской армии, разновидностях боя, организации войска. Ошибочно, однако, его утверждение о том, что минимальный имущественный ценз пятого разряда упал с 11 до 4 тыс. ассов только с середины II века до н. э. Известно, что пролетаризация армии началась не с реформы Гая Мария, а гораздо раньше — со времен второй Пунической войны. Заканчивается исследование убедительным выводом: причина всех войн античности обусловлена историческим развитием рабовладельческих обществ, их экономикой.