Пух и прах - [16]

– Я ему предложил, сэр, но он отказался.

– Почему за подозреваемым сразу же не установили наружное наблюдение? – сердито осведомился начальник полиции.

– У меня все заняты, сэр. Я связался со сто пятнадцатым участком в Риверхеде, где проживает подозреваемый, но у них тоже не нашлось ни одного свободного человека. Кроме того, как я вам уже сказал, мистер Каупер сам отказался от охраны. Он решил, что мы имеем дело с психом. Должен вам сказать, что я разделял его мнение. Вплоть до недавних событий, доказавших обратное.

– Почему еще не нашли его квартиру?

– Какую квартиру, сэр? – не понял Бернс.

– Квартиру, из которой стреляли в Каупера.

– Простите, сэр, но убийство совершили за пределами нашей зоны ответственности. Филармония находится на территории пятьдесят третьего участка. Нисколько не сомневаюсь, что вам как начальнику полиции известно: расследование ведется силами детективов того участка, на территории которого было совершено убийство.

– Значит, так, Бернс, перестаньте мне вешать лапшу на уши.

– У нас в городе такие правила, – несколько растерянно проговорил Питер.

– Поручаю дело вам! – отрезал шеф. – Вы меня хорошо поняли, Бернс?

– Как скажете, сэр. Если это приказ…

– Да, это приказ. Отправьте людей на место преступления и найдите эту чертову квартиру.

– Есть, сэр.

– Потом доложите мне.

– Есть, сэр, – повторил Бернс и повесил трубку.

– Чего, обругали вас? – поинтересовался первый маляр.

– Крепко пропесочили? – подал голос второй маляр.

Они стояли на стремянках и скалились. На пол с кистей капала зеленая краска.

– А ну пошли к чертовой матери из моего кабинета! – заорал Бернс.

– Мы не закончили, – возразил первый маляр.

– Вот закончим, тогда уйдем, – добавил его коллега.

– У нас такие правила, – пояснил первый маляр.

– Между прочим, мы вообще вам не подчиняемся. Мы работаем не в полиции.

– К вашему сведению, мы работаем в отделе коммунального хозяйства.

– Ремонтно-эксплуатационного управления.

– И никогда не бросаем работу недоделанной.

– Хватит капать краской на пол, черт бы вас побрал! – заорал Бернс и вылетел из кабинета. – Хоуз! – рявкнул он. – Клинг! Уиллис! Браун! Едрена мать, куда все подевались?

Из туалета, застегивая ширинку, показался Мейер.

– Что случилось, командир? – спросил он.

– Ты где был? – взъярился на него лейтенант.

– Отливал. А в чем дело? Что стряслось-то?

– Отправь кого-нибудь на место преступления! – рявкнул Бернс.

– Какое еще место преступления?

– Такое! Ну, где грохнули этого сраного распорядителя парков!

– Ладно, не вопрос, – пожал плечами Мейер. – Но зачем? Мы же не ведем это дело.

– Уже ведем.

– Да ну?

– Кто дежурит в следственном отделе? – мрачно спросил Бернс.

– Я.

– Где Клинг?

– У него выходной.

– А Браун?

– Он занимается прослушкой.

– Уиллис?

– Поехал в больницу проведать Стива, – спокойно ответил Мейер.

– А Хоуз?

– Пошел купить себе чего-нибудь перекусить.

– У меня здесь что, участок или горнолыжный курорт?

– Видите ли, сэр…

Питер не желал ничего слышать:

– Как только появится Хоуз, сию же секунду отправишь его на место преступления! Сам свяжись с экспертами по баллистике, выясни, что им удалось накопать. Позвони судмедэкспертам, добудь у них протокол с результатами вскрытия тела. Давай, Мейер, не стой, за дело!

– Слушаюсь, сэр! – рявкнул Мейер и тут же кинулся к телефону.

– У меня так скоро крыша съедет, – проворчал Бернс и быстрым шагом направился в кабинет.

Неожиданно вспомнив о продолжающих там свинячить развеселых малярах, он резко развернулся и двинулся в канцелярию.

– Мисколо, ты когда наведешь у себя порядок?! – заорал он с порога. – Почему у тебя папки с делами валяются как попало? Чем ты тут целыми днями занимаешься? Кофе варишь?

– Сэр? – только и промолвил Мисколо, будучи застигнутым как раз за приготовлением кофе.

* * *

Берт Клинг был влюблен.

Март не самый подходящий месяц для романтических чувств. Лучше всего влюбляться, когда уже распускаются цветы, с реки дует ласковый ветерок, а домашние питомцы подходят к тебе и лижут руку. Если ты влюбился в марте, в этом есть лишь один плюс. Как сказал поэт, лучше уж влюбляться в марте, чем вообще не знать любви.

Берт был влюблен до беспамятства.

Он был влюблен до беспамятства в девушку двадцати трех лет – полногрудую, крутобедрую, с васильковыми глазами и ниспадавшими до середины спины медового цвета волосами, которые она иногда укладывала в узел на затылке. По любым меркам девушка считалась высокой, и все равно, даже на каблуках, едва доставала Берту до подбородка. Он был влюблен до безумия в девушку, тянувшуюся к знаниям, – она училась на вечернем в университете, чтобы получить магистерский диплом по психологии, а днем работала в отделе кадров одной компании в центре города на Шеферд-стрит – проводила собеседования с соискателями. Берт влюбился в девушку серьезную, ведь она собиралась защитить кандидатскую, получить разрешение на медицинскую практику и стать психологом. Девушка была с безуминкой – в прошлом месяце на День святого Валентина она прислала в участок вырезанное из фанеры красное сердце высотой метр восемьдесят, на котором написала желтой краской: «Синтия Форрест любит детектива третьего разряда Бертрама Клинга – что, теперь это преступление?» Из-за того случая коллеги до сих пор подтрунивали над Бертом, не уставая упражняться в остроумии. Синди была девушкой впечатлительной, способной разрыдаться, увидев на улице слепого музыканта, играющего на аккордеоне. Однажды она, не проронив ни слова, беззвучно положила ему в шляпу пять долларов и долго плакала, уткнувшись в плечо Клинга. Синди была девушкой страстной, вжимавшейся в Берта по ночам, словно безумная. Она могла разбудить его в шесть утра со словами: «Слышь, легавый, мне через пару часов на работу, как будем убивать свободное время?» На это Клинг неизменно отвечал: «Вообще-то меня секс совершенно не интересует», потом начинал целовать ее, пока она не забывала обо всем на свете… А после он сидел напротив Синди за кухонным столом и пожирал ее глазами, восхищаясь красотой девушки. Однажды Берт заставил ее покраснеть, сказав: «На Мейсон-авеню есть одна торговка из Пуэрто-Рико. Ее зовут Илуминада. Это имя куда больше подходит тебе, Синди. От тебя в комнате становится светлее».