Пугачев - [81]

В протчем, донеся вам, любезная моя и[м]ператрица, и остаюся я великий государь»[497].

Понятно, что в присланных сундуках и «фурмане» находилась добыча. И хотя Пугачев любил подносить супруге дорогие подарки, почему-то ей, как видно из письма, не всегда разрешалось самостоятельно осматривать присланное добро. Впоследствии во «дворце» представителями правительственных сил были обнаружены немалые запасы награбленного: деньги, драгоценности, посуда, меха, одежда и пр.[498]

Напоследок несколько слов о том, что предпринимали бунтовщики против гарнизона ретраншемента после пугачевского отъезда. После второго взрыва они не собирались оставлять осажденных в покое. Повстанцы рыли новые подкопы, на которые противник, «к предохранению себя», отвечал «контраминами». Кроме того, противоборствующие стороны вели ружейную и пушечную перестрелку, сменявшуюся «пере-говорками». Об одной из них вспоминал на следствии Афанасий Перфильев. Он пытался убедить капитана Крылова (отца баснописца), что Пугачев не самозванец, а самый настоящий государь, «и старался уговаривать к здаче» крепости.

— Долго ли вам противиться батюшке нашему, государю Петру Федоровичу, пора вам образумиться и принесть ему, великому государю, покорность.

Капитан, разумеется, не собирался покоряться самозванцу, всячески укорял Перфильева и напоминал, что тот должен «исполнить то высочайшее повеление, с коим он отправлен из Петербурга от самой всемилостивейшей государыни».

— Меня нечего увещевать и учить, — отвечал Перфильев, — а послушайте лутче моего совета. Я знаю, с чем я послан от государыни, да мне там сказали, будто бы батюшка наш — донской казак Пугачев, но вместо того ето неправда, и я, приехав к нему, нашол, что он подлинной государь, так не могу злодейства предпринять против законного нашего государя. Да что вы стоите, вить ежели не здадитесь, так после вам худо будет. А лутче признайте свою вину и принесите покорность, батюшка вас простит и пожалует. Ты здесь капитан, а у него, может быть, генерал будешь.

Еще говорили, будто Перфильев, чтобы уверить Крылова в подлинности государя, сослался на то, что, мол, «Петру Федоровичу» «в Берде служит коллежской асессор из Симбирска», «так, де, ему лутче нашего можно знать, кому он служит, государю или нет». Впрочем, сам Перфильев не смог подтвердить, что он произнес такие слова и «был ли подлинно в толпе какой асессор», но при этом вспомнил, что сказал Крылову: «Сами разсудите, когда государь с государынею не согласны, так нам нечего в их дела вступаться, как они хотят между собою, а нам лутче сторону держать государя, потому что мы ему еще прежде присягали верно служить»[499].

Однако эти доводы не убедили Крылова, и он остался верен Екатерине Алексеевне.

Впрочем, кажется, мы слишком задержались в Яицком городке. Поспешим за нашим героем, которого ждали весьма увлекательные события.

Глава шестая КОНЕЦ И ВНОВЬ НАЧАЛО

Бой решительный, но не последний

Успешное наступление правительственных войск, начавшееся в конце декабря 1773 года, продолжилось и в первые месяцы следующего года. Повстанческий отряд во главе с Ильей Араповым был не только изгнан из Саратова, но и потерпел поражение у Алексеевска и Бузулука. Правительственные войска нанесли ряд поражений бунтовщикам в Прикамье и Заволжье. Отряд майора Дмитрия Гагрина сначала разбил восставших в Пермской провинции под Кунгуром и Красноуфимском, а затем способствовал разгрому отрядов Ивана Белобородова на Среднем Урале (в результате была снята осада Екатеринбурга). Восставшие терпели поражения в Западной Сибири и Зауралье. Наконец, угроза нависла над повстанческим центром под Уфой и главным пугачевским войском в Берде[500].

Еще в начале февраля, находясь в Яицком городке, Пугачев получил известие о продвижении к Оренбургу авангарда правительственных войск — корпуса генерала Голицына. Однако, прибыв в Берду 6 февраля, самозванец «нашол, что тут благополучно», а Голицын еще далеко, «выступил лишь только ис Казани» (на самом деле Голицын стоял уже в Бугульме). Поскольку опасность повстанческой столице еще не угрожала, «царь» решил вернуться в Яицкий городок, приказав Арапову и «протчим» командирам отрядов, находившихся в отдалении от главного войска, препятствовать наступлению Голицына и сообщать в «Военную коллегию» о том, что «будет у них происходить». Однако 20 февраля Пугачев вновь направился в Берду. На сей раз причиной отъезда послужил «репорт» атамана Арапова из Тоцкой крепости о наступлении правительственных сил[501].

Пугачев не сразу двинулся навстречу Голицыну. Люди, бежавшие из лагеря повстанцев, говорили, будто те намеревались еще раз попытаться взять штурмом Оренбург, надеясь не только на военную удачу, но и на возможное восстание горожан, положение которых в результате долгой осады станови лось всё более тяжелым. Вдобавок 16 февраля Хлопушей была захвачена крепость Илецкая Защита, откуда в Оренбург иногда подвозили продовольствие. Власти, сознавая, что не смогут всех прокормить, даже разрешили старикам, женщинам, детям и прочим непригодным для обороны города покидать его для поиска пропитания. Как правило, эти люди приходили за помощью к повстанцам. Впрочем, последние тоже испытывали трудности с продовольственным снабжением, а потому «высылаемых из города людей» они отправляли «от себя куда кто хочет». Историки полагают, что к продовольственному кризису привела потеря повстанцами некоторых районов Заволжья и Приуралья, из которых в Берду доставлялся хлеб. Чтобы поправить положение, бунтовщики решили захватить Илецкую Защиту, где хлеба было «множество». Правда, есть сведения, что нехватка продовольствия в Берде продолжала ощущаться и в марте 1774 года, однако, по всей видимости, они неверны. По крайней мере, оренбургский губернатор Рейнсдорп в донесении от 8 апреля 1774 года, уже после снятия осады Оренбурга, сообщал Екатерине II, что «в бывшем стане самозванца найдено столько продовольствия, что пятнадцатитысячное население города было обеспечено им на десять дней». Татарин Т. Ермаков в показаниях от 22 февраля того же года также утверждал, что в повстанческом лагере не было недостатка в продовольствии