Пучина - [17]

«Дом оставляю на вас», — сказал Франко, и я неохотно принял это поручение. Почему они не берут меня с собой? Или они думают, что я не такой же мужчина, как они? Возможно, они превосходят меня в ловкости, но во всяком случае не в отваге и пылкости.

В этот день я почувствовал себя оскорбленным и, обезумев от вина, чуть было не крикнул: «Кто заботится о двух женщинах, живет с обеими!»

Когда они уехали, я вошел в спальню, чтобы утешить Алисию. Закрыв лицо руками, она лежала ничком на гамаке и громко всхлипывала. Я наклонился, чтобы приласкать ее, но она резким движением одернула платье и оттолкнула меня:

— Оставь! Не хватало только видеть тебя пьяным!

Тогда у нее на глазах я обнял хозяйку.

— Ты любишь меня, правда? Я ведь выпил всего две рюмки, не так ли?

— А выпьешь с хиной, и лихорадка пройдет.

— Да, любовь моя! Для тебя все что угодно! Все что угодно!

Несомненно, тогда-то Грисельда, выйдя с бутылкой на кухню, и всыпала в вино венгавенгу. Но я крепко заснул у ног Алисии.

В этот вечер я больше не пил.

Я проснулся с тяжелым чувством, хмурый и раздраженный. Из Ато Гранде на взмыленном, закусившем удила жеребце прискакал Мигель. Он разговаривал с Себастьяной в канее:

— Я приехал за своим петухом и хочу попросить у Антонио гитару.

— Здесь теперь распоряжается приезжий. Насчет петуха спроси у него. Гитары не дам — я ей не хозяйка.

Мигель спешился и робко подошел ко мне:

— Этот петух — мой, я хочу привязать его на веревку, скоро петушиные бои. Если разрешите взять его, я подожду сумерек, чтобы поймать его на насесте.

Поведение Мигеля показалось мне подозрительным.

— Баррера ничего не просил передать?

— Вам — ничего.

— А кому же?

— Никому.

— Кто тебе продал это седло? — сказал я, узнав седло, украденное у меня Пипой.

— Сеньор Баррера купил его у человека, который приехал из Вильявисенсио недели две назад и сказал, что продает седло, потому что лошадь у него издохла от змеиного укуса.

— А как зовут этого человека?

— Я не видел его. Слышал только, как он рассказывал.

— А ты всегда пользуешься седлами Барреры? — вскричал я, схватив его за шиворот. — Если не признаешься, где он, куда спрятался, я изобью тебя до полусмерти! А если честно ответишь на мой вопрос, я дам тебе петуха, гитару и два фунта.

— Пустите меня, я все открою вам по секрету.

Я отвел Мигеля к изгороди.

— Баррера остался ждать по ту сторону леса. Он не увидел условного сигнала — плаща, повешенного на заборе, красной подкладкой наружу. Поэтому он и послал меня, чтобы я, если путь безопасен, расседлал коня и ждал его. Он приедет вечером, а я, чтобы дать ему знак, должен сыграть на гитаре; но я еще не успел переговорить с хозяйкой.

— Ни слова ей!

И я заставил его расседлать лошадь.

Уже стемнело, и только на горизонте солнце оставило за собой кровавый след. Старая Тьяна вышла из кухни с зажженной керосиновой лампой. Другие женщины заунывно шептали молитвы. Я оставил Мигеля дожидаться Грисельды, а сам пошел за гитарой в каморку Антонио. Там было темно. Я снял с жерди гитару и прихватил с собой двустволку.

Когда женщины окончили молитву, я, уже с пустыми руками, подошел к Грисельде:

— Какой-то мужчина спрашивает вас во дворе.

— Это, наверно, Мигелито! Насчет гитары?

— Да, пусть берет. Отнесите ему гитару. Она здесь, в углу, — сказал я.

Когда Грисельда ушла, я тщетно старался прочесть в глазах Алисии следы сообщничества, но она, сославшись на усталость, отправилась отдыхать.

— Пошли бы поглядеть на восход луны, — предложила мне Себастьяна.

— Что-то не хочется, — ответил я. — Когда будет нужно, я позову тебя.

И я незаметно сунул под плащ бутылку вина. Спокойно, ничем не выдавая своих намерений, я сказал Грисельде, как только она возвратилась:

— Себастьяна может лечь здесь, в зале. Я устрою свой гамак на террасе канея. Хочется подышать свежим воздухом.

— Хорошо придумано. В такую жару не уснешь, — заметила мулатка.

— Если хотите, — предложила хозяйка, — отворите дверь настежь.

При этих словах я почувствовал коварное удовлетворение.

Я пожелал Грисельде спокойной ночи и подчеркнуто добавил:

— Мигель предлагает спеть корридо.[27] Я скоро лягу.

Через несколько минут в ранчо погасили свет.

Я прежде всего проверил, дома ли собаки: вполголоса окликнул их и тщательно осмотрел все закоулки. Пусто! На мое счастье, псов взяли с собой Франко и дон Рафаэль.

Я вошел в каней, направляясь на огонек папиросы Мигеля.

— Мигель, хочешь глоток?

Он возвратил мне бутылку, сплюнув:

— Какой горький ром!

— Скажи, с кем у Барреры свидание?

— Не знаю, с которой из двух.

— С обеими?

— Похоже, что так.

Сердце бешено застучало у меня в груди, в горле пересохло, и я еле выговорил:

— Баррера — порядочный человек?

— Мошенник. Обещает завербованным пеонам любой товар, заставляет расписываться в книге, а потом в счет этого дает разную мелочь и говорит: «Остальное получите у меня на Вичаде». Я уж теперь ни на что не надеюсь.

— А сколько денег ты от него получил?

— Пять песо, а расписку он взял за десять. Посулил мне новый костюм и ничего не дал. И так со всеми. Он уже послал людей в Сан-Педро-де-Аримена, чтобы они приготовили на Муко лодки. Ато Гранде совсем опустел. Даже Хесуса нет, — его старый Субьета послал с запиской к начальству.