Птицы, звери и моя семья - [33]

– Господин Лесли, вы видите там седой мужчина?

Он показал пальцем-сарделькой на аккуратного человечка под кроной дерева, тот спокойно попивал кофе.

– Вижу, и что?

– Это есть судья.

– Какой судья? – не понял Лесли.

– По вашему дело, – пояснил Спиро. – Вы должны пойти и с ним говорить.

– Думаете, это разумно? Он может посчитать, что я пытаюсь вмешаться в ход расследования, и даст мне за это десять лет тюрьмы.

– О нет! – Сама мысль привела Спиро в ужас. – Господина Лесли не в тюрьму, пока я здесь.

– И все же, Спиро, вы не находите немного странным, если Лесли ни с того ни с сего с ним заговорит? – встряла мать.

– Нет-нет. – Спиро огляделся, проверяя, не слышат ли его посторонние уши, еще подался вперед и прошептал: – Он собирать марки.

Все выглядели озадаченными.

– Вы хотите сказать, что он филателист? – наконец спросил Ларри.

– Нет-нет, господин Ларри. Он не из этих. У него семья и два дети.

Разговор становился все более запутанным даже по сравнению с нашими повседневными беседами.

– Какое отношение коллекционирование марок имеет к будущему суду? – спросил Лесли, стараясь сохранять терпение.

– Я вас к нему отводить, – Спиро наконец-то посвятил нас в свой хитроумный план, – а вы ему объяснять, что достанете марки из Англия.

– Но это называется подкуп! – в шоке воскликнула Марго.

– Это не подкуп, мисс Марго, – заверил ее Спиро. – Он собирать марки. Он мечтать о новые марки.

– Я полагаю, что если ты попытаешься его подкупить с помощью марок, то получишь не меньше пяти пожизненных сроков, – рассудительно изрек Ларри, обращаясь к Лесли.

Я оживился и спросил, отправят ли Лесли на Видо, если он получит срок. На этом крошечном острове в переливчатом море, всего в полумиле от города, жили заключенные.

– Ну что ты, дорогой, – ответила мать, все больше волнуясь. – На Видо его ни за что не отправят.

Я даже огорчился. У меня там жил один знакомый, отбывавший срок за убийство жены. Он был «на хорошем счету», поэтому ему разрешили построить лодку и по выходным навещать родных. Это он мне подарил монструозную черную чайку, которая терроризировала моих домашних питомцев и всю семью. Конечно, здорово иметь друга-убийцу, но еще лучше, если старший брат тоже окажется в камере на острове и будет нас навещать по выходным. В этом мне чудилось что-то экзотическое.

– Может, просто с ним поговорить? – рассуждал вслух Лесли. – Вряд ли мне это как-то повредит.

– Не советую, – сказала Марго. – Помнишь? Наперед не загадывай, в чем мать родила.

– Правда, дорогой, будь осмотрительнее, – попросила мать.

– Я так и вижу, – смаковал Ларри. – У Лесли на ногах цепь с ядром. Спиро осужден как пособник. Марго вяжет им носки на зиму, а мать шлет посылки с едой и притирками против вшей.

– Ларри, прекрати! – огорчилась мать. – Вот уж не повод для смеха.

– Просто с ним поговорить, господин Лесли, – резал правду-матку Спиро. – Иначе, видит бог, я вам не помочь.

До сих пор он нас ни разу не подвел. Его советы отличались разумностью, и, даже если они порой шли вразрез с законом, все для нас заканчивалось благополучно.

– Ладно, – сказал Лесли. – Рискнем.

– Будь осторожен, дорогой, – попросила мать.

Лесли и Спиро встали и направились под крону дерева.

Судья приветствовал их со всей доброжелательностью, и ближайшие полчаса они просидели за его столиком, попивая кофе, и Лесли о чем-то с ним беседовал на своем бойком, хотя и неправильном, греческом. Наконец судья поднялся и после дружеских рукопожатий и бесконечных поклонов оставил их вдвоем. Они вернулись за наш стол, где мы их поджидали в нетерпении.

– Очаровательный старикан, – сказал Лесли. – Лучше не придумаешь. Я пообещал ему раздобыть марки. Мы знаем в Англии кого-нибудь, кто их собирает?

– Твой отец при жизни был заядлым филателистом, – вспомнила мать.

– Я вас просить, миссис Даррелл, чтобы так не выражаться! – страдальчески воскликнул Спиро.

Семье пришлось объяснять ему значение слова «филателист».

– Я все равно не понимаю, каким образом это может помочь делу, – сказал Ларри, – даже если ты его завалишь черными пенни[2].

– Не беспокоиться, господин Ларри, – загадочно промолвил Спиро. – Я сказал, я все сделать. Предоставить это мне.

В последующие дни, уверенный, будто Спиро способен воспрепятствовать отправлению правосудия, Лесли написал в Англию всем, кому только можно, с просьбой присылать марки. В результате объем нашей корреспонденции увеличился втрое, и по всему дому выросли кучи почтовых марок. При первом же сквозняке они разлетались по комнате, как осенние листья, под радостный лай собак. Неудивительно, что многие экземпляры несколько потеряли товарный вид.

– И это ты собираешься дарить? – поинтересовался Ларри, брезгливо глядя на изгвазданные, пожеванные марки, недавно чудом спасенные из челюстей Роджера.

– Разве они не должны выглядеть старыми? – огрызнулся Лесли.

– Старыми – возможно, но не слюнявыми, способными вызвать гидрофобию.

– Если у тебя есть план получше, почему бы тебе им не поделиться?

– Дорогой мой, да мне-то что, – сказал Ларри. – Просто когда судья начнет кусать своих коллег, а ты будешь сидеть в греческой тюрьме, не вини в этом меня.