Птичьи права - [2]

Коварный припасен стишок:

— Жасмин хорошенький цветочек,

Он пахнет очень хорошо.

По щечкам, покрасневшим густо,

По требованью прекратить

Догадываюсь, что искусство

Могло бы горы своротить.

КОНЦЕРТ

Солнце не сходит с неба,

И в белизне кромешной

Хлопья темного снега

С листьями вперемешку.

«Раскинулось море широко…»

Поет хмельной старикашка.

И вот из раскрытых окон

Летят медяшки в бумажках.

Соседки не очень метки,

И мы, смущенно и быстро,

Собираем монетки

И отдаем артисту.

КОНФЕТА

Поковырявшись в чистом ухе,

Глаза на часики скосив,

Наш первый ученик Житухин

Меня конфетой угостил.

Она растаяла от пота

В моем смущенном кулаке…

Ах, пиджачок из шевиота,

Ах, перхоть на воротнике!

ПЕРЕМЕНА

По коридору туда и обратно,

Нет конца большой перемене,

В буфете шумно едят пельмени,

С маслом и уксусом, вероятно.

В углу первоклассники скользят,

Кто-то носом в стенку зарылся.

Даже к окну подойти нельзя —

Там плачет учительница рыса.

ОДИН

Опущены темные шторы,

И заперты двери на ключ.

В тарелке зажег помидоры

Шуршащий пылинками луч.

За окнами блики и лужи,

Звенит, громыхает, рябит…

Наказан или простужен,

А может быть, просто забыт.

БАНЯ

Беседу, приблизившись лбами,

Родители тайно ведут.

На улице Княжеской — баня,

Меня в эту баню ведут.

Там серые мыльные клочья,

Там шайка гремит об ушат.

Избавившись от оболочек,

Бесшумные папы кишат.

СКВОЗНЯК

Слякоть на улице. В комнате мутной

Дымная сырость и липкий обед.

Кто так устроил, чтоб ежеминутно

Дверь открывалась сама по себе!

Громкие ведра застряли в проходе,

Лампа сочится, как кровь из десны.

Первая, робкая старость приходит,

Волосы гладит и горло теснит.

ТРАМВАЙ

Трамвай приближается. Вот он

Уже огибает вокзал,

Уже за вторым поворотом

Пропели его тормоза.

А дворник вдогонку хохочет,

Печальные листья метет:

Куда ты торопишься, хлопче,

Трамвай от тебя не уйдет!

НА ПЛЯЖЕ

Майского пляжа зыбкая свежесть,

Плавных купальщиц цветные очки,

Море дрожит, раздражает и режет

Перепуганные зрачки.

Что мне на этой свободе делать?

Ноги поджать и майку надеть,

Или свое голубое тело

Прятать, синея, в холодной воде?

КЕРОСИН

Керосиновая бочка у ворот.

Керосиновая лошадь молча ждет.

Тот же самый незнакомый продавец,

Снисходительный и тихий, как мертвец.

Я легко поднял бидон и отошел,

Муха медная повисла над ковшом.

Банки, ведра и канистры не гремят,

Керосиновый снотворный аромат.

КАШТАН

А. Виноградовой

В прохладных кронах день клубился

С шипеньем сельтерской воды.

Каштан сорвался с высоты

И возле ног остановился.

В сомнении, почти болея,

Стою: поднять иль не поднять…

О, как он тяготит меня

Бесцельной красотой своею.

В ПРАЗДНИК

Все дома, не о ком скучать.

Не надо бодрствовать упрямо,

И переглядываться с мамой

На осторожный клев ключа.

Ненастный день второго мая,

Чай праздничный уже испит,

Уходит в угол стул, хромая,

И — тише, тише — папа спит.

УТРО

Из-за угла, издалека,

Пряжкой сверкая по моде,

Лебединский, Кока,

К окнам моим подходит.

Прячась в солнечных пятнах,

Постоял и пошел обратно.

В птичьем стеклянном гаме

Брови серые хмурит,

Не по росту большими шагами

Идет и в пригоршню курит.

ЛИВЕНЬ

Небо с утра зарастало дремой.

В сумерки стало еще тоскливей.

Что-то капнуло возле дома.

И внезапный отвесный ливень

Шумит, потрескивая, снизу вверх,

Свежий и серый, как будто пламя,

Застревая в густой траве

Пирамидальными тополями.

Я забрался под одеяло,

И не смел обратить лица

В угол, где странная мягкость стояла

В затененном лице отца.

БОЛЕЗНЬ

Шалью прикрыли поверх одеяла,

Ходят по комнате взад и вперед.

Господи, Боже, — мама сказала.

И я закрываю глаза, и рот

Приоткрываю. И пятясь, пятясь,

Плечом толкаю воздух ночной,

Пока распростертые объятья

Не станут с бабочку величиной.

СТАРУХА

Соседка, старая карга,

Меня рассматривает косо,

В ее груди поет орган,

В зубах белеет папироса.

Старуха пела за стеной,

Вздыхала шумно, хлеб глотая,

И смерть моя была со мной,

Еще такая молодая.

КОПТИЛКА

Заправлена маслом коптилка,

Отец потянулся и лег,

И тени, ломаясь в затылке,

Пригнули к столу потолок.

И что-то на миг ослепило,

И стало понятно на миг,

Что все уже в точности было:

И этот лежащий старик,

И зыбкое пятнышко света,

И небо с зеленой луной,

И это чудовище где-то

Склонялось уже надо мной.

НА БУЛЬВАРЕ

Ни зги, ни души на бульваре,

И глиняный берег размок,

Лишь капля в макушку ударит,

Да щелкнет далекий замок,

Да вскрикнет, капризно и звонко,

Буксир, подскочив на волне.

А дома все та же клеенка,

Все тот же пейзаж на стене.

ПЕРЕД СНОМ

Из сундука, комода и дивана

Достали необъятные постели.

Приподнятые локти завладели

Всей комнатой. Отец кричит из ванной,

Качнулся абажур. И бахрома теней

Растаскивает зренье по стене.

Морозное стекло, и лед на раме гладкий,

И мама морщит лоб, И складки, складки…

У ОКНА

В волнах озона кот изумленный

Замер и смутно копилкой белел,

Голос Шульженко темно-зеленый,

Ясные струи по черной земле.

Запах октавы, глубокой и чистой,

С привкусом сладким далекого ада.

Завтра опять ничего не случится.

Ну и не надо. Ну и не надо.

ТЕПЛЫЙ СНЕГ

А. Королеву

Поблескивает мрак за занавеской,

Ползет, виясь, по вымокшей коре,

И теплый снег, садовый, королевский

Заносит отраженье фонарей.

Относит прочь от камеры обскуры

Кругом, в обход недвижной головы,

То белые, то черные фигуры,

Дышать в затылок холодом живым.

Светлеет снег и колосится гуще,