Птаха над гнездом Том 1. Дарители жизни - [56]

Хлеба там не оказалось, и Прасковья Яковлевна купила два коржа, наподобие домашних пресных налистников. Коржи были мягкими и еще теплыми. Прасковья Яковлевна поспешила назад к отцу.

— Прасковья! — вдруг услышала она позади себя незнакомый требовательный окрик. Впрочем, голос был женским, что не так било по нервам. — Остановись! Николенко!

Прасковья Яковлевна остановилась и на ватных ногах обернулась назад. К ней, приветливо улыбаясь, спешила высокая чернявая женщина лет сорока. Совершенно незнакомая. Но шла война, и приветливые улыбки чужих людей мало что значили. Прасковья Яковлевна очень испугалась.

— Я тебя сразу узнала! — сказала женщина.

— Кто вы?

— Я из Синельниково, тоже ходила мужа из плена выручать.

— А в… а в… — Прасковья Яковлевна хватала воздух ртом, от страха не в силах продолжать. Она даже боялась взглянуть в сторону своего отца, оставленного сидеть на лавочке у парапета. — А выручили?

— На, возьми свои документы, потеряла ты их, — не обращая внимания на состояние Прасковьи Яковлевны, продолжала женщина из Синельниково, протягивая паспорт. — Нет, не смогла, помешали нам.

Оказывается, муж этой женщины тоже вывозил мусор, но ехал на первой повозке. Как и Прасковья Яковлевна, эта женщина, держась в сторонке, незаметно шла следом за повозкой и так следовала аж до места выгрузки. Но им повсюду встречались немцы, и у нее не было никакой возможности приблизиться к мужу. То же повторилось и на обратном пути. Женщина сопровождала возвращающуюся повозку, идя по тротуару, и вдруг увидела под ногами паспорт. Конечно, подняла его. А посмотрев на фотографию, узнала молодую женщину, которая целый день оставалась у ворот тюрьмы, раздавая пленным еду и громко выкрикивая имя своего отца.

Счастливая случайность! Рука судьбы! Что было бы, если бы утерянный паспорт подняли немцы? Даже страшно подумать.

Слушая рассказ этой женщины, Прасковья Яковлевна прикрыла глаза, ибо только теперь со всей ясностью поняла, что она предприняла, как рисковала и чем это могло закончиться в случае неудачи.

— Как вам повезло, что вы на минуту выпали из поля зрения немцев и смогли ускользнуть! — между тем говорила женщина. — Как вам это удалось? А? Как вам вообще удалось вырваться из этого кольца?

— Да-да, — отвечала Прасковья Яковлевна. — Просто повезло… Сама удивляюсь.

— После вашего побега там такое поднялось, что описать невозможно! Немцы поставили на ноги весь лагерь, началась стрельба, обыскивали всех встречных, район сразу же оцепили. Мне пришлось уйти, иначе было бы хуже.

Слушать дальше этот страшный рассказ у Прасковьи Яковлевны не осталось сил, она побледнела и почувствовала, что сейчас у нее разорвется сердце. Видно, это не укрылось и от глаз ее спасительницы.

— Так вот каков твой отец! — воскликнула женщина, посматривая в сторону Якова Алексеевича. — Ладно, ладно, беги, корми его! А мне еще раз придется идти за мужем, может во второй раз повезет, — с горячей надеждой сказала она и подтолкнула Прасковью Яковлевну вперед. — Береги теперь своего отца!

— Ага! — кивнула Прасковья Яковлевна. — Спасибо вам, — и она прижала крепче к груди вновь обретенный паспорт.

Какое там завтракать? После такого события их с отцом вновь поднял на ноги страх и погнал вперед.

— В дороге поедим, — и Прасковья Яковлевна поведала отцу приключение со своим паспортом.

— Это же хорошо, что ты не знала о потере, — заметил ее отец. — Иначе сгорела бы от страха, и ничего бы у нас не получилось.

— Возможно, чего теперь гадать, — унимая дрожь, сказала Прасковья Яковлевна. — Все обошлось.

— Но Бог все-таки существует, — перекрестился Яков Алексеевич.

И все же, если взять в целом, обратная дорога показалась Прасковье Яковлевне длиннее и тяжелее. Ноги вроде как-то адаптировались к нагрузкам и не так болели, как во второй день, но общая усталость давала о себе знать. И хоть Прасковья Яковлевна теперь шла без своего узелка, ее плечи оттягивала вниз непонятная сила, спина гнулась вперед, пополам ломило поясницу.

Когда они подошли к Илларионову, солнце еще стояло высоко, ведь их путешествие началось очень рано. Поэтому можно было бы пройти по шпалам мимо и ближе подойти к родному Славгороду. Но хотелось забрать свои сапоги у той женщины, которая предоставила Прасковье Яковлевне ночлег в первую ночь, а потом снабдила калошами.

Женщина оказалась дома. Операция по смене обуви забрала не больше десяти минут. К радости Прасковьи Яковлевны, отечность ее ног немного уменьшилась, что позволило влезть в свои старые сапоги. Яков Алексеевич, обласканный этой женщиной словами поздравлений, тем временем присел на завалинке и, прикрыв глаза, всеми фибрами естества вдыхал свежий вечерний воздух, улавливая от земли предсказания о будущей зиме и о видах на новый урожай. Он был хлеборобом от бога, и, взяв с поля горсть землицы, растерев и понюхав ее, мог сказать, что на этом поле лучше всего посеять и какой в этом году эта культура принесет урожай.

Затем они тронулись в дальнейший путь. Кажется, эта завалинка, этот неспешно втянутый в себя воздух полей, произвели в беглеце чудо — он перестал ощущать себя человеком, бегущим из плена, он почуял себя частью земли и этих далей. Лучи его глаз словно обняли родные просторы с их холмами и оврагами, словно согрели их перед зимой и этим горьким вражеским засильем, словно приказали Якову Алексеевичу выстоять, выдержать и взрывы, и потрясения и сохранить себя, чтобы взлелеять на земле еще не один урожай.