Псы войны - [4]

Она, похоже, возмутилась:

— Это не религия. Они поклоняются Сатане.

Конверс улыбнулся и покачал головой.

Она как будто не удивилась.

— Вы не верите, что Сатана существует?

Конверс, все еще желая понравиться ей, подумал и ответил:

— Нет.

— Меня всегда удивляло, — спокойно сказала она, — что людям так трудно поверить в существование Сатаны.

— Думаю, они предпочитают не верить. Я хочу сказать, что это так страшно. Это их слишком пугает.

— Людей ждет неприятная неожиданность. — Она сказала это без всякой злобы, словно ей действительно было их жалко.

От реки потянул легкий ветерок, принесший запах дождя, пробудивший листья пальм, и цветы, и неподвижный воздух. Конверс и женщина откинулись на спинку скамьи, наслаждаясь ветерком, как прохладительным напитком. Дождевые тучи затянули небо. Конверс глянул на часы и встал.

— Пора идти, — сказал он. — Приятно было поговорить с вами.

Женщина подняла на него глаза, удерживая его взглядом.

— Господь учил, — сказала она бесстрастно, — что если мы будем веровать в Него, то можем обрести жизнь вечную.

Он почувствовал, как его трясет озноб. Лихорадка начинала его беспокоить. К тому же покалывало справа, под ребрами. Гепатит был здесь частым явлением. Несколько его друзей уже заболели.

— Могу я… — сказал он, откашлявшись, — могу я пригласить вас пообедать со мной, если вы завтра будете в городе?

Ее удивленный вид немного расстроил его. Лучше б она покраснела, подумал он, если способна краснеть. Наверно, не способна. Плохое кровообращение.

— Сегодня мой последний день здесь. Завтра меня тут уже не будет. К тому же вряд ли вам будет весело в моей компании. Вы, наверно, очень одиноки. И я, право же, намного старше вас.

Конверс моргнул, словно в глаз попала искра грядущего Дня гнева.

— Зато было бы интересно, вы не находите?

— Какой прок в интересном? — ответила она. — Это не то, что нам нужно.

— Приятного путешествия, — сказал Конверс и направился к выходу из парка.

Из «Пассажа Эдем» вышли двое менял и пошли навстречу ему. Женщина тоже встала, и он заметил, как она махнула в сторону менял, галереи и террасы отеля «Континенталь». Это был чисто вьетнамский жест.

— Здесь властвует Сатана! — крикнула она ему.

— Да, — ответил он. — Наверно.

Он прошел мимо менял и зашагал по маслянистому тротуару улицы Ту До. Полуденная жара схлынула, и узкая улица заполнилась стаями «хонд», на которых разъезжали солдаты АРВ[5] в красных беретах, густо накрашенными проститутками из баров, буддийскими монахами в желтых одеяниях, католическими священниками в строгих черных сутанах. На террасе отеля появились первые желающие выпить аперитив; старуха-беженка тащила за собой через стриженые кусты сына-кретина к компании красношеих подрядчиков, собравшихся за крайним к улице столиком.

На другой стороне площади, напротив террасы, стоял памятник, изображавший изготовившихся к бою двух вьетнамских солдат, из-за двусмысленной позы фигур прозванный местными жителями Памятником педерастии. Когда Конверс проходил мимо, возле памятника суетились полицейские в серой форме, которые устанавливали заграждения, перекрывая улицу до здания Национального собрания. Они ожидали появления демонстрантов. Ожидали уже несколько недель.

Конверс прошел несколько кварталов до улицы Пастера и, подняв руку, остановил такси, стараясь, чтобы его жест не выглядел пренебрежительным. Когда он втискивался в горячее, как печка, нутро маленького «ситроена», хлынул дождь.

— Нгуентонг, — сказал он водителю адрес.

Потоки воды с грохотом обрушивались на машину, пока они ехали в направлении Тансонхата; облупившиеся охряные стены домов потемнели, семенные коробочки на колючем кустарнике по обочинам блестели глазурью дождя. Аэрвэшные солдаты, охранявшие дома политиков, укрылись под парусиновыми навесами.

До улицы Нгуентонг было минут пятнадцать езды, и к тому времени, когда они остановились в конце проулка, где жила Чармиан, рытвины на дороге успели превратиться в озера.

Ничего не видя из-за дождя, хлещущего в лицо, Конверс добрел до ее калитки и, когда после долгой возни с щеколдой оказался внутри, увидел, что Чармиан сидит на веранде и наблюдает за ним. В вылинявшей до белизны джелабе и накидке поверх нее, с прямыми светлыми волосами, спадавшими на плечи, она походила на участницу какого-то обряда, словно приготовленную к жертвоприношению или крещению. Он рад был видеть ее улыбку. Когда он взошел по ступенькам на веранду, она поднялась с плетеного кресла и поцеловала его в щеку. Она была только что из душа и пахла ароматным китайским мылом.

— Привет, — сказал Конверс. — Человек уже приходил?

— Конечно.

Она провела его в огромную комнату, в которой спала, наполненную фигурками Будды, медными фигурками животных, купленными ею в Пномпене, и увешанную развернутыми свитками храмовых икон. Она владела половиной виллы, в колониальные времена принадлежавшей французу-пивовару, и постоянно находила завалявшиеся по углам семейные фотографии и поздравительные открытки.

— Да, человек приходил, — сказала она. Зажгла благовонную палочку, помахала вокруг и положила дымиться в пепельницу.

Из прачечной в дальнем углу сада доносился женский голос — прачка подпевала радио.