Конверс сложил письмо и взглянул на часы. Женщина отложила своего Кронина.
— Дома все хорошо?
— О да, — ответил Конверс, — все прекрасно. К родне съездили в гости, обычные дела.
— Спокойней для вас, молодых, заниматься своим делом, когда знаешь, что дома все в порядке.
— Совершенно с вами согласен.
— Вы работаете не на АМР[3]?
— Нет. — Он помолчал, подыскивая слово. — Я бао ши.
Бао ши — так вьетнамцы называют журналистов. А Конверс был вроде как журналистом.
— Ах вот как, — сказала дама. — И давно вы здесь?
— Восемнадцать месяцев. А вы? Как давно вы здесь?
— Четырнадцать лет.
Конверс не мог скрыть ужаса.
Серая кожа под глазами женщины была усыпана выцветшими веснушками. Казалось, женщина посмеивается над ним.
— Вам не нравится эта страна?
— Нет, — признался Конверс. — Не нравится.
— Там, где я живу, — сказала она, — гораздо прохладней. У нас растут сосны. Говорят, что там климат как в Северной Калифорнии, но я никогда не бывала в Калифорнии.
— Наверно, вы живете под Комтумом.
— Южнее. В провинции Нгоклинь.
Конверсу не доводилось бывать в провинции Нгоклинь, и он знал, что мало кому удавалось туда попасть. Он пролетал над ней, и с воздуха те места выглядели совершенно жутко — сплошной лабиринт темно-зеленых горных хребтов. Никто туда не летал, даже бомбить, с тех пор как «зеленые береты» оставили эту территорию.
— Мы называем ее Страной Бога, — сказала женщина. — В шутку.
— Понятно, — сказал Конверс. Он пытался представить: тело ее такое же тускло-серое, как лицо, и тоже в бледных веснушках или нет? — И что вы делаете там, в горах?
— Племена, что живут вокруг нас, говорят на пяти разных наречиях. Мы эти наречия изучаем.
Конверс заглянул в ее кроткие глаза.
Ну конечно.
— Вы миссионерка?
— Мы себя так не называем. Но другие — пожалуй.
Он понимающе кивнул. Они не любят этого слова. Оно напоминает об империализме и съеденных миссионерах.
— Должно быть, вы… — Конверс попытался поставить себя на ее место, — получаете большое удовлетворение от вашей работы.
— Мы никогда не бываем удовлетворены, — весело ответила она. — Нам всегда хочется сделать больше. Думаю, мы делаем благое дело, хотя, конечно, и нам посланы свои испытания.
— Одного без другого не бывает, верно?
— Верно, — ответила женщина. — Не бывает.
— Север Калифорнии я знаю, — сказал Конверс, — а что собой представляет Нгоклинь — нет.
— Некоторым там не нравится. А мы всегда любили те места. Я только день как оттуда, а уже скучаю.
— Собираетесь в Штаты?
— Да. Всего на три недели. Это будет первая моя поездка за все эти годы. — Она улыбнулась мягко, но и решительно. — Муж ездил в прошлом году, как раз перед тем, как его увели. Он говорил, что там все так изменилось, все стало так странно. Мужчины, говорил он, носят широкие яркие галстуки.
— Да, многие носят, — подтвердил Конверс и подумал: что бы это значило — «увели»? — Особенно в больших городах.
Похоже, внутри этой женщины был очень прочный стержень. Она в буквальном смысле старалась держать выше голову. Взгляд мягкий, но что в глубине? Какой пожар бушует?
— Что значит «увели»? — спросил он.
— То, что он умер. — Твердый голос, ясные глаза. — Обычно нас не трогали. А тут пришли однажды ночью к нам в деревню и забрали Билла и замечательного юношу, Джима Хэтли, просто связали им руки, увели и убили.
— О боже, извините меня!
Конверс вспомнил рассказ о случившемся в провинции Нгоклинь. Ворвались ночью в хижину, забрали миссионера и бросили его связанным в пещере в горах. К его голове прикрепили клетку с крысой. В конце концов голодная крыса прогрызла миссионеру череп и сожрала мозги.
— Он прожил счастливую жизнь. Как бы ни велика была потеря, нужно покорно принимать волю Господа.
— Господь в буре, — сказал Конверс.
Она секунду непонимающе смотрела на него. Потом глаза ее вспыхнули.
— Боже мой, да! — воскликнула она. — Господь в буре. Иов, глава тридцать седьмая[4]. Вы хорошо знаете Библию.
— Не очень.
— Час пробил. — Куда только подевались ее мягкий голос, расслабленные жесты; однако, несмотря на все воодушевление, в серо-бледном лице не прибавилось ни кровинки. — Истекают последние дни. Если вы так хорошо знаете Библию, то понимаете, что все знамения Откровения исполнились. Расцвет коммунизма, восстановление Израиля…
— Иногда мне тоже так кажется. — Ему очень хотелось понравиться ей.
— Теперь или никогда, — сказала она. — Вот почему мне не хочется терять эти три недели, даже на родителей Билла. Господь обещал нам избавление от дьявола, если мы будем веровать в Его евангелие. Он хочет, чтобы все мы услышали Его слово.
Конверс сам не заметил, как подсел к ней поближе. Вопреки здравому смыслу, его тянуло к ней, к этой женщине, верящей в Апокалипсис. Он готов был пригласить ее… пригласить на что? На джин с тоником? На анашу? Наверно, это от лихорадки, подумал он, трогая свой лоб.
— Прекрасно было бы избавиться от дьявола.
Конверсу показалось, что она клонится к нему.
— Да, — сказала она с улыбкой, — и это обязательно свершится. Господь обещал нам это.
Конверс опять достал платок и вытер пот.
— Какую религию исповедуют там, в Нгоклине? Я имею в виду — в тех племенах?
