Псы войны - [3]

Конверс сложил письмо и взглянул на часы. Женщина отложила своего Кронина.

— Дома все хорошо?

— О да, — ответил Конверс, — все прекрасно. К родне съездили в гости, обычные дела.

— Спокойней для вас, молодых, заниматься своим делом, когда знаешь, что дома все в порядке.

— Совершенно с вами согласен.

— Вы работаете не на АМР[3]?

— Нет. — Он помолчал, подыскивая слово. — Я бао ши.

Бао ши — так вьетнамцы называют журналистов. А Конверс был вроде как журналистом.

— Ах вот как, — сказала дама. — И давно вы здесь?

— Восемнадцать месяцев. А вы? Как давно вы здесь?

— Четырнадцать лет.

Конверс не мог скрыть ужаса.

Серая кожа под глазами женщины была усыпана выцветшими веснушками. Казалось, женщина посмеивается над ним.

— Вам не нравится эта страна?

— Нет, — признался Конверс. — Не нравится.

— Там, где я живу, — сказала она, — гораздо прохладней. У нас растут сосны. Говорят, что там климат как в Северной Калифорнии, но я никогда не бывала в Калифорнии.

— Наверно, вы живете под Комтумом.

— Южнее. В провинции Нгоклинь.

Конверсу не доводилось бывать в провинции Нгоклинь, и он знал, что мало кому удавалось туда попасть. Он пролетал над ней, и с воздуха те места выглядели совершенно жутко — сплошной лабиринт темно-зеленых горных хребтов. Никто туда не летал, даже бомбить, с тех пор как «зеленые береты» оставили эту территорию.

— Мы называем ее Страной Бога, — сказала женщина. — В шутку.

— Понятно, — сказал Конверс. Он пытался представить: тело ее такое же тускло-серое, как лицо, и тоже в бледных веснушках или нет? — И что вы делаете там, в горах?

— Племена, что живут вокруг нас, говорят на пяти разных наречиях. Мы эти наречия изучаем.

Конверс заглянул в ее кроткие глаза.

Ну конечно.

— Вы миссионерка?

— Мы себя так не называем. Но другие — пожалуй.

Он понимающе кивнул. Они не любят этого слова. Оно напоминает об империализме и съеденных миссионерах.

— Должно быть, вы… — Конверс попытался поставить себя на ее место, — получаете большое удовлетворение от вашей работы.

— Мы никогда не бываем удовлетворены, — весело ответила она. — Нам всегда хочется сделать больше. Думаю, мы делаем благое дело, хотя, конечно, и нам посланы свои испытания.

— Одного без другого не бывает, верно?

— Верно, — ответила женщина. — Не бывает.

— Север Калифорнии я знаю, — сказал Конверс, — а что собой представляет Нгоклинь — нет.

— Некоторым там не нравится. А мы всегда любили те места. Я только день как оттуда, а уже скучаю.

— Собираетесь в Штаты?

— Да. Всего на три недели. Это будет первая моя поездка за все эти годы. — Она улыбнулась мягко, но и решительно. — Муж ездил в прошлом году, как раз перед тем, как его увели. Он говорил, что там все так изменилось, все стало так странно. Мужчины, говорил он, носят широкие яркие галстуки.

— Да, многие носят, — подтвердил Конверс и подумал: что бы это значило — «увели»? — Особенно в больших городах.

Похоже, внутри этой женщины был очень прочный стержень. Она в буквальном смысле старалась держать выше голову. Взгляд мягкий, но что в глубине? Какой пожар бушует?

— Что значит «увели»? — спросил он.

— То, что он умер. — Твердый голос, ясные глаза. — Обычно нас не трогали. А тут пришли однажды ночью к нам в деревню и забрали Билла и замечательного юношу, Джима Хэтли, просто связали им руки, увели и убили.

— О боже, извините меня!

Конверс вспомнил рассказ о случившемся в провинции Нгоклинь. Ворвались ночью в хижину, забрали миссионера и бросили его связанным в пещере в горах. К его голове прикрепили клетку с крысой. В конце концов голодная крыса прогрызла миссионеру череп и сожрала мозги.

— Он прожил счастливую жизнь. Как бы ни велика была потеря, нужно покорно принимать волю Господа.

— Господь в буре, — сказал Конверс.

Она секунду непонимающе смотрела на него. Потом глаза ее вспыхнули.

— Боже мой, да! — воскликнула она. — Господь в буре. Иов, глава тридцать седьмая[4]. Вы хорошо знаете Библию.

— Не очень.

— Час пробил. — Куда только подевались ее мягкий голос, расслабленные жесты; однако, несмотря на все воодушевление, в серо-бледном лице не прибавилось ни кровинки. — Истекают последние дни. Если вы так хорошо знаете Библию, то понимаете, что все знамения Откровения исполнились. Расцвет коммунизма, восстановление Израиля…

— Иногда мне тоже так кажется. — Ему очень хотелось понравиться ей.

— Теперь или никогда, — сказала она. — Вот почему мне не хочется терять эти три недели, даже на родителей Билла. Господь обещал нам избавление от дьявола, если мы будем веровать в Его евангелие. Он хочет, чтобы все мы услышали Его слово.

Конверс сам не заметил, как подсел к ней поближе. Вопреки здравому смыслу, его тянуло к ней, к этой женщине, верящей в Апокалипсис. Он готов был пригласить ее… пригласить на что? На джин с тоником? На анашу? Наверно, это от лихорадки, подумал он, трогая свой лоб.

— Прекрасно было бы избавиться от дьявола.

Конверсу показалось, что она клонится к нему.

— Да, — сказала она с улыбкой, — и это обязательно свершится. Господь обещал нам это.

Конверс опять достал платок и вытер пот.

— Какую религию исповедуют там, в Нгоклине? Я имею в виду — в тех племенах?