ПСС. Том 50. Дневники и записные книжки, 1888-1889 гг. - [10]

6 Декабря 88. Так же поздно. Приехал брат Мар[ьи] Алекс[андровны]. Ничего не достал в Пет[ербурге]. Говорил с Сережей, с ним. Потом колол дрова, топил печку, шил, ходил без цели. Машенька, Сережа. Немного помогает мне правило: желать, сходясь с людьми, чтобы они тебя унизили, оскорбили, поставили в неловкое положение, а ты бы был добр к ним. Только один раз вышло. Шил калошу, погулял с Машей, навстречу Сер[еже] и Тане из театра — смотрели балет, голых. Сколько, сколько ясной работы впереди. В городах сотни тысяч проездных лошадей. Это всё не нужно. Через 50 лет этого не будет. Будет стыдно ездить здоровому.

7 Дек. 88. Поздно. Миша заболел. Соня послала еще за другим доктором. Когда это поймут ту простую вещь, что если бы доктора 10-рубл[евые] спасали, то каково же бы было положение бедных. И как бы тогда обвинять тех, к[оторые] бы убили старика, чтобы, ограбив на 10 р[ублей], нанять доктора и спасти молодого сына. — Вчера думал: Служить людям? но как, чем служить? Не деньгами, не услугами телесными даже: расчистить каток, сшить сапоги, вымыть белье, посидеть ночь за больным. Всё это и хорошо, может быть и лучше, чем делать это для себя, но может быть и дурно и, в сущности, бесполезно. Одно полезно, одно нужно — это научить его жить добро. А как это сделать? Одно средство: самому жить хорошо. Обман в том, что хотят учить так, чтоб виден б[ыл] плод ученья и тогда неизбежно учить словами. Ученье же своей жизнью — из верных верное, только не увидишь часто — почти всегда — плодов. И остается одно — жить хорошо. Помоги, Отец. До 3-х [часов] шил, написал письмо Ив[ану] Ив[ановичу] и свидетел[ьство], снес колодки, пошел за гвоздями, передал книжечки о пьянстве сапожникам. Опять лошадь зацепила за тротуар, стала, и опять толпа идет мимо и опять взялись, когда начал. Дома то же леченье больных, но, слава Богу, дружелюбно. Вечером Золотарев купец, пашет, жена и ее родные хотели жаловаться Долгор[укову], что с ума сходит. Живет в деревне. Потом Залюб[овский] и Рахманов. Оба идут жить с Новоселовым. Всё не уживаются люди: Джунк[овский] с Хилк[овым], Чертк[ов] с Озм[идовым] и Зал[юбовским], Спенглеры муж с женой, Мар[ья] Алекс[андровна] с Чертк[овым], Новос[елов] с Перв[овым]. Одна причина, что все преграды приличий, законов, к[оторые] облегчали сожитие, устранены, но этого мало; утешаться можно этим, но это неправда. Это ужасное доказательство того, что люди, считающие себя столь лучшими других (из к[оторых] первый я), оказываются, когда дело доходит до поверки, до экзамена, ни на волос не лучше. «Я с ним не могу жить». «А с ним не можешь жить, так и не живи вовсе — тебе именно с ним и надо жить». «Я хочу пахать, только не это поле» (то первое, к[оторое] довелось пахать). «Похоже, что ты только хвалился, а не хочешь пахать». (Так б[ыло] у меня со многим и многи[ми] и, особенно, с Сергеем Сытиным.) «Я не могу с ним жить, разойдусь, тогда будет лучше». Да что же может быть лучше, когда сделал хуже всего, что только можно сделать. Всё, бедность жизни, воздержание, труд, смирение даже, всё это нужно только для того, чтобы уметь жить с людьми, жить, т. е. любить их. А коли нет любви, так и это всё ничего не стоит. Вся пахота нужна, чтоб посев взошел, а коли топчешь посев, незачем было и пахать.

Был Кольчугин, попечитель училища — хочет советоваться с учил[ищным] советом. Что будет. —

8 Декаб. 88. Встал раньше. С Сережей начал говорить и рассердил его, и опомнился только, когда он ушел. Как бы помнить всегда, что пашня посеяна и по ней всходы. Шил утром, пошел к Новоселову. Застал там Залюбовского с женой, еще какую-то девицу и Темерин. Новоселов очень мил — ком замота[н]. А могут не ужиться, вина будет в З[алюбовском]. Дома заснул и весь вечер спал, лег поздно. —

9 Д. 88. Преступно спал. Утром дошивал, походил и сейчас сажусь обедать. Письмо вчера от Ге. Странное дело: жизнь, точно, как будто пустая; а я спокоен совершенно. Всё дурное только во мне, в недостатке любви. Но поправляется и от того не тяжело, а радостно. Заснул. Встал, американки — две сестры, одна через Атлант[ический], другая через Тихий океан и съехались и опять едут, всё видели, и меня видели, но не поумнели. Она спросила: странно вам, что они так ездят? Я попытался сказать, что надо жить так, чтобы быть useful¹⁰другим; она сказала, что она так и ожидала, что я это скажу, но о том: правда ли это или нет, она уже не может думать. Все ушли спать. Я сидел один тихо. И хорошо.

10 Д. 88.Встал раньше, наколол дров, затопил, убрался и иду читать письма и завтракать. Как хорошо, что получение писем не интересует меня. Ничего нужного мне вне меня нет. Читал дома, сходил к Покровскому. Вечером читал. Кост[енька] и Саша Берс.

11 Д. 88. М. Наколол дров, привез воды, 20 гр[адусов] мор[оза]. Читал, походил, приехал Стах[ович]. Он рассказ[ывал] об обществе поощрения борз[ых] собак с Н[иколаем] Н[иколаевичем]-младш[им] и по этому случаю напиваются. Вечером Теличеев с женою и гж. Корниловой, прогнанной мужем. М. В. Теличеева редкое религиозное существо. Она мне сказала, что мне лучше теперь при жизни ничего не печатать. Как я ей благодарен за поддержку.