Псоглавцы - [48]

Взгляд Козины встретился с холодным, колючим взглядом Ламмингера. Молодой ход не отвел глаз. Голова барона исчезла за занавеской. Занавеску опять отдернули, и ходы увидели в оконце милое личико младшей дочери Ламмингера.

— Видно, захватили с собой достаточно золота! — буркнул Печ из Ходова.

— Чтоб ему шею сломать по дороге! — от души пожелал Брыхта, следя своими пылающими черными глазами за баронской каретой, быстро катившей по направлению к Праге.

Из выборных никто, кроме «прокуратора» Сыки, не бывал раньше в Праге. У них голова закружилась, когда они очутились в чешской столице. Куда Домажлице до этой громады — столько улиц, столько домов! Куда самым большим праздничным сборищам и крестным ходам в их горном крае до этого непрерывного потока людей, переполняющего улицы в самый обычный будний день! Меньше всех отдавался этим впечатлениям Козина. Он тоже был удивлен и поражен, но чудеса столицы не поглощали всего его внимания. Мысли его были заняты только делом, ради которого они сюда приехали, и прежде всего земляками из второй делегации, отправленной тайком в Вену вместе с Искрой и прибывшей из Вены в Прагу, чтобы вместе с ними отстаивать ходские права перед апелляционным судом.

Они нашли их без большого труда. Ходоков было трое — Пайдар из Поциновице (он был также и в первой делегации, которая вернулась из Вены вскоре после того злосчастного дня, когда гетман прочитал во дворе Тргановского замка то роковое постановление) и двое других. Пайдар и его спутники рассказали, как добились пересмотра дела, и похвастались, что нашли нового, превосходного адвоката, родовитого человека, пана Тункеля из Брничка, который всей душой сочувствует ходам. Его род пострадал во время Тридцатилетней войны, когда правительство отобрало у них все поместья, так что ему ничего, кроме дворянского герба, не досталось. Оказалось, что он прекрасно знает, кто такие ходы и чем они были в прошлом; у него есть даже латинская книжка, в которой написано, как они ходили и охраняли границу и какие им были предоставлены права. А когда ходоки рассказали ему о двух спасенных грамотах и спросили, не утрачены ли ходские права за давностью, пан Тункель рассмеялся и объяснил, что на такие права никакая давность повлиять не может.

— Лишь бы он не оказался таким же, как Штраус в Вене, — заметил Грубый.

— Ну, теперь совсем другое дело, — сказал Козина. — Мы одной ногой стоим уже перед судом и сами сможем себя отстаивать. Наше дело правое, — добавил он с непоколебимой верой.

Ходы с нетерпением ожидали пана Тункеля, старого дворянского адвоката, который должен был, согласно уговору, приехать в Прагу с часу на час. Надо было посоветоваться с ним, что делать и как говорить на суде. Но наступил день суда, а пан Тункель не приехал.

С раннего утра пришли ходы в Градчаны. Проходя по внутренним дворам древнего королевского замка, они в изумлении раскрывали глаза при виде величественных памятников старины. Седовласый Криштоф Грубый из Драженова остановился и, показывая чеканом вокруг, сказал:

— Тут жили повелители наши короли, и, кроме них, никто другой нами не распоряжался. Король был нашим единственным властелином!

— И не таким, как этот тргановский живодер, — вставил Брыхта.

Они вошли в собор святого Витта и прослушали обедню, а потом направились к зданию напротив, в котором происходили заседания апелляционного суда, и там стали ждать. Мраковский Немец и ходовский Печ молчали, подавленные впечатлениями от Праги, от Градчан, от всего, что они видели. Козина был возбужден в ожидании суда, он изредка ронял два-три слова и все время нетерпеливо озирался вокруг — не идут ли судьи. Постршековский Брыхта ковырял мостовую острием чекана. Эцл вполголоса рассказывал что-то веселое, но никто не смеялся, и он умолк. Да ему и самому было сейчас не до шуток. Спокойнее других были старик Грубый и лохматый «прокуратор» Сыка, сдержанно разговаривавшие между собой.

Медленно тянулось время. Всякие люди, солдаты, слуги, лакеи в расшитых галунами ливреях проходили мимо или выходили из одних дверей и мгновенно исчезали в других. Наконец, прошли несколько важных господ в черных кафтанаЩ черных чулках и башмаках с большими пряжками.

— Они! — шепотом пронеслось среди ходов. Ходы вглядывались в строгие лица господ, которых они принимали за заседателей апелляционного суда.

Потом с грохотом подкатило несколько карет с лакеями на козлах и на запятках. Все кругом низко склонялись перед выходившими из карет господами, особенно перед одним из них, о котором «прокуратор» Сыка сказал, что это председатель апелляционного суда, граф фон Штернберг.

Однако прошло еще много времени, пока за ходами явился судейский служитель. Он провел их по широкой лестнице в зал, большой и светлый, но очень простой и скудно обставленный.

Здесь они долго ждали, сидя на деревянных стульях. Наконец, открылись двери из соседнего покоя, и на пороге появился высокий худой человек в черном кафтане, который громко и отчетливо произнес:

— Пусть войдет староста Иржи Печ из Ходова!

Ходы были ошеломлены. Они были убеждены, что их позовут всех разом.