Псоглавцы - [46]

— А что делает Искра в Праге? — спросила Ганка, вспомнив о Дорле.

— В Праге? Искра? Он туда и не заглядывал. Он в Вене, и мы ждем его с часу на час.

Козине незачем было объяснять жене, что Искра назвал Прагу, чтобы скрыть истинные цели своего путешествия. Теперь только Козина сказал ей, что по его поручению Искра отправился с новыми ходоками в Вену, чтобы поскорее принести известие о том, как приняли депутацию. Он должен вернуться прямым путем. Ходы не хотели полагаться на письма: письма шли долго, а то и вовсе пропадали по дороге. А волынщика, да еще такого веселого и разбитного, как Искра, что задержит?

Козина уже собирался лечь спать, когда Ганка спросила его, что будет делать этот чернявый, Юст, который ей так не понравился. Она его даже немного испугалась.

— Говорил, что куда-нибудь уйдет на время, пока не кончится суд. Боится Ломикара.

— Правда?

— Вероятно. Оно и лучше. Если бы его поймали да поприжали, он не сдержал бы язык за зубами… Слышишь, Ганка? — воскликнул вдруг Козина и поспешно подошел к окну. В бледном свете луны промелькнула тень. Стук в ворота повторился.

Козина выбежал во двор и через минуту возвратился с гостем, при виде которого Ганка вскрикнула:

— Искра!

— Да, Искра, Ганка, но голодный, как волк. Найдется у тебя ломоть хлеба? Я шел весь день и всю ночь, — говорил волынщик, тяжело опускаясь на лавку и кладя на нее волынку. Он вытянул усталые ноги и глубоко вздохнул. — Ну уж и летел я! Как ветер! Но тебе уже, вижу, не терпится, — улыбнулся он Козине. — Хочешь узнать?.. Хорошо, все хорошо! Наши были при дворе, и все обошлось благополучно. Еще не конец, как читали тут в Тргановском замке. Император переслал дело в Прагу, чтобы там его рассмотрели еще раз.

— Да ну? — радостно всплеснул руками Козина и засыпал друга вопросами, на которые Искре было трудно сразу отвечать, так как он жадно ел хлеб с маслом, запивая его молоком. Постепенно, однако, он выложил все подробности: о дороге, о прибытии в Вену, о приеме ходоков при дворе, о спешном обратном пути. Но главное он сказал уже сразу: процесс не кончен, и жалоба ходов будет разбираться снова в Праге.

Козина готов был просидеть за разговорами до утра, но Ганка напомнила, что Искра устал и надо дать ему отдохнуть. Молодой хозяин предложил ему постель, однако Искра решительно отказался.

— Нет, пойду домой. Соскучился по Дорле.

Он очень обрадовался, когда Ганка сказала, что Дорла была здесь вечером и чувствует себя хорошо.

— Так, значит, аист у нас еще не побывал? — весело спросил он. — А я-то дорогой мечтал, что приду и усядусь у люльки…

— Подожди, не уйдет от тебя…

Взяв волынку и простившись с хозяевами, Искра вышел из усадьбы Козины и быстро зашагал домой. Луна уже заходила, светлая полоса на востоке предвещала рождение нового дня. Было свежо, дул холодный ветер. Подкрепившись у Козины, Искра не шел, а бежал в свой хуторок. Кругом стояла глубокая тишина. Вот и дом его — у опушки черного леса. Ну, теперь уж он насидится дома! Как он скучал там, в огромном городе, какой длинной казалась ему дорога! Дорла, верно, спит. Вот испугается, когда он постучит и окликнет ее! Искра вдруг остановился. Что это? Или ему показалось?.. Он шагал дальше по тропинке, покрытой росою. И уже почти у самого дома он снова услышал… Да ведь это же плач! Крик! Детский плач, детский крик! И — там, в его хате, в его хате!

Искра бросился со всех ног. Волынка чуть не слетела у него с плеча. В это время из дома выскочила какая-то женщина с кувшином в руке и побежала к колодцу. Это была мать Дорлы. Увидев зятя, она крикнула:

— Беги скорей! Сын! Мальчик!

Искру не надо было понукать. Усталости сразу как не бывало. Словно не длинный и трудный путь он проделал, а умылся святой ивановской росой. Весь сияющий, взлетел он на крыльцо и от волнения едва нашел щеколду. А за дверью желанный первенец приветствовал его своим криком.

Глава восемнадцатая

Ганка горячо радовалась за Дорлу, когда Искра вернулся домой. Слушая жалобы Дорлы, она искренно жалела подругу. А теперь и ее самое ждало такое же горе. Козина отправлялся в далекий путь. Все этот суд!..

Он уже готовился в дорогу, уже наказывает, что и как делать без него по хозяйству. А эта бессердечная старуха, его мать, делает вид, будто он уходит куда-то недалеко по соседству. Да еще утешает ее, что это для него большая честь, через неделю-другую он вернется, что это уже в последний раз.

Последний! Ох, дай-то бог!

Вести, принесенные Искрой, оказались верными. Вскоре через Пльзень пришло из Вены сообщение, что жалоба ходов передана в апелляционный суд. Одновременно было получено распоряжение, чтобы ходы, кроме прежней делегации, прислали в Прагу семь человек толковых и пользующихся доверием крестьян для присутствия при окончательном разборе дела.

«Не могли они обойтись без Козины! — сетовала в душе Ганка. — Зачем его выбрали? Зачем он согласился!»

А он согласился! Да еще с какой готовностью! В Вену он не хотел идти, а в Прагу отправлялся охотно. Там не обязательно было знать немецкий, можно было защищаться на родном языке и можно, наверное, добиться толку. Сообщение Искры и это официальное уведомление утешили и его и всех в Ходском крае. Никто не сомневался теперь, что решение, объявленное в Тргановском замке, было подложное, и Козина был прав, когда возражал краевому гетману. Там считали, что делу конец, да еще грозили всякими карами! Потому-то паны так спешили тогда и требовали немедленной присяги на крепостную верность и послушание. А дело снова пошло в апелляционный суд! Что-то скажет теперь Ломикар? Должно быть, сам не рад, что связался с ходами. Ну, теперь-то будет настоящее решение! Эти выбранные принесут из Праги, даст бог, другое решение. Во всех ходских деревнях радовались тому, что выбранные отправились в Прагу, и с надеждой ожидали решения дела.