Псковская судная грамота и I Литовский Статут - [29]
Однако термин «порубы» Судебника Казимира имеет, по-видимому, иное происхождение. Терминология, производная от корня «-руб-», характерна вообще для древнерусской письменности. Значение производных от этого корня слов – «грабить», «захватывать»[502]. Так, в Новгородской I летописи под 6642 и 6696 гг. соответственно читаем: «… рубоша новгородьц за морем в Дони» и «…рубоша новгородьце варязи на гътех»[503].
В договорной грамоте великого князя Василия Васильевича с Дмитрием Шемякой 1434 г. сказано: «А татя, разбойника, рубежника, беглеца по исправе выдати». Под «рубежником» в XIX в. понимали «поединщика» (запрет поединков)[504], однако следует понимать грабителя, захватчика.
В Судебнике Казимира один из примеров: «А которые бы сами собою порубы делали и любо наезды чинили…»[505]
Данная терминология имела и еще один смысловой оттенок, обозначая «наложение штрафа», «конфискацию имущества, товаров». Так, например, торговые грамоты предписывают «рубежа не творить». Примечательна жалоба 1412 г. новгородцев – «порубных людей», которых немецкие купцы «порубили», т.е. конфисковали у них товар[506].
Таким образом, значение терминов производных от «-руб-» близко и у южных, и у восточных славян.
Как показал А. А. Зализняк, в форме «вырути» – «конфисковать товар» терминология эта присутствует в одной из древнейших (XI в) новгородских берестяных грамот[507].
Интересно отметить, что форма «рути» аналогична одной из форм производного от «хуса» – «набег», «разбой» глагола «хути» («хусовати»), также хорошо известного у южных славян[508].
Видимо, древний корень «-руб-» означал изъятие чего-либо, как законное, так и противозаконное. Так, в Повести временных лет читаем, что князь Владимир «поча нарубати муже лучьшие от словен, и от кривичь, и от чюди, и от вятичь, и от сих насели грады; бе бо рать от печенег»[509].
Все это убеждает: корень «-руб-» унаследован южными и восточными славянами от эпохи славянского единства, а И. В. Ягич заблуждался. Восприятие германского корня могло произойти на определенном этапе истории славянства, когда славяне соседствовали с «носителями древне-германских диалектов»[510]. Германское по происхождению «хоса» – «набег», «разбой»[511], как представляется, могло быть заимствовано в этот же период.
Полицкий Статут употребляет термин «застава», обозначающий залог. Термин «застава» характерен для западнорусского права. Так, р. X I Литовского Статута носит название «О именях, которые в долзех и о застави»[512].
Б. Д. Греков отмечал, что в Полице в «заставу» могли отдаваться имения – «племенщины» в качестве залога в обеспечение долга[513], что соотносится с I Литовским Статутом, по которому в «заставу» отдавались имения. Институт «заставы» как залога имущества в Великом княжестве Литовском, безуловно, вырос на местной почве «военно-служилого» характера Литовско-Русского государства[514].
Полицкий Статут рассматривает «заставу» в ст. 9, озаглавленной «О предателе (изменнике), залоге (“застава”) и насилии (“сила”)»: «И тко се застави прид кнезом и прид суци од силе що именуче застава – ако тко упаде у заставу, що ее застави прид кнезом и прид судци, од застава пол кнезу а друга пол опчине поличкое, изнимаче опченоа пристава диео». В переводе: «Если кто перед князем и перед судьями положит залог на случай насилия (разбоя, ограбления), что именуется “застава”, в случае просрочки залога, от залога половину князю, а другую половину общине Полицкой, выключив часть общинному приставу»[515]. Б. Д. Греков, указывая, что данное постановление «подразумевает заклад имущества перед князем и перед судьями для предохранения на случай ограбления», отмечал также, что «статья не очень ясная»[516].
Действительно, ее перевод вызывает сомнения.
Что означает «положит залог на случай насилия (разбоя, ограбления)»?
Что это? Cвоего рода страхование имущества?
В этой связи определенный интерес представляет ст. 5 Привилегии Витовта евреям 1388 г.: «Теж нагабал жида о заставу, которую маеть жид, которая бы ему была через злодейство або через гвалт взята, на тую истеную заставу жид маеть присегнути яко не ведал, коли ему вкрадено або кгвалтом взято то тое у своее присяги вымовити маеть, как ему тая застава заставена, очистивши ся, хрестьянин мает половицы лихвы платити, которая бы ему до того часу примножена»[517].
Перевод данного текста может выглядеть так: «Также если обвинил еврея в том, что тот взял в залог украденную или отобранную в грабеже вещь, то еврей должен присягнуть в том, что не знал о происхождении залога, и в своей присяге указать, как к нему попал залог. После оправдания (еврея) христианин должен уплатить половину процента, который к тому времени умножился (прирос)».
Считаем возможным соотнести положения о «заставе» Привилегии Витовта и Полицкого Статута. Как представляется, в данных памятниках просматривается общая направленность – стремление пресечь передачу в залог имущества, полученного сомнительным, преступным путем.
