Псковская судная грамота и I Литовский Статут - [22]

Имеет место и иная точка зрения. Так, Н. А. Максимейко полагал, что I Литовский Статут вобрал в себя именно русское обычное право, а собственно Литва, находясь на более низкой ступени развития, не могла оказать влияние на развитие правовых отношений[374]. По мнению Ф. И. Леонтовича, древнейшее литовское право при сходстве жизненного уклада и быта восточных славян и литовцев было тождественно славянскому[375].

Языковое сходство, а также общие черты древнейшей материальной культуры древних славян и предков литовцев наводят исследователей на мысль о том, что некогда существовал период «балто-славянской общности»[376]. Период XI-XIII вв. отмечен взаимопроникновением и взаимообогащением балтийской и славяно-русской культур, что подготавливало почву для образования Литовско-Русского государства[377]. По мысли современного исследователя Великого княжества Литовского А. К. Кравцевича, «началом ВКЛ стал политический союз двух основных региональных сил – восточнославянских городов-государств с некоторыми наиболее сильными вождями балтийских племен»[378].

Вместе с тем выявление в I Литовском Статуте черт собственно литовского права затруднено, поскольку сведения о правовой жизни древней Литвы крайне скудны. Известно, в частности, что в языческой Литве был суд, имелись и тюрьмы[379]. Известны также и литовские законы-предания, связанные с мифическими князьями Вайдевутом и Брутеном. Интересно положение этих законов об убийстве, согласно которому родственники убитого могли или казнить выданного им убийцу, или же пощадить[380]. Этот принцип находит место и в I Литовском Статуте.

В. Т. Пашуто писал, что для восстановления пробелов истории литовского права и политических институтов необходимо привлечение источников по истории пруссов, в частности Помезанской Правды[381].

Насколько правомерен такой подход?

Ведь, например, ст. 104 Помезанской Правды «о братьях» близка ст. 94 Псковской Судной грамоты[382], а многие постановления I Литовского Статута находят соответствие в европейских средневековых законах, коренясь в древнейших общеевропейских обычаях[383].

С другой стороны, между Помезанской Правдой и I Литовским Статутом прослеживается общность: Помезанская Правда в девяти случаях предусматривает ответственность «шеей»[384], что соотносится со Статутом, использующим выражение «за шию выдати».

Отраженной в I Статуте нормой литовского права (отличной от положений права русского) является, по всей видимости, двойная композиция – «навязка» за преступления против женщин[385].

К следам собственно литовского права можно отнести упоминание в I Литовском Статуте «торпоста». Это слово литовского происхождения обозначало какого-то посредника, связанного с институтом добрых людей: «…а торпоста будеть чоловек добрый». Приведем данную ст. 13 «Коли на кого знаки слушные пописаны будуть», р. XIII полностью: «Коли бы на которого чоловека подозреного знаки злодейские пописаны, а тые знаки были бы слушны, а торпоста будеть человек добрыи, таковыи человек маеть быти на мучене выдан[386].

Торпоста (торпостай), как указывают издатели I Литовского Статута, был, по-видимому, пользовавшийся общественным доверием человек, по приглашению потерпевшего присутствовавший при сообщении «соком» о том, что тот видел и знает о совершении обвиняемым преступления. «Торпостай – не должностное лицо, но имел большое значение в судебном процессе по уголовным делам, разрешаемым великокняжеским судом, который в этих делах не производил никаких следственных действий»[387].

Здесь можно говорить о синтезе литовских и русских правовых институтов, литовских и русских правовых обычаев, взаимопроникновении юридических норм.

Как представляется, собственно литовское обычное право оказало на Статут некоторое, однако незначительное влияние; приоритет принадлежит праву русскому, о чем, в частности, и свидетельствует сходство юридической терминологии Псковской Судной грамоты и I Литовского Статута.

Представляет интерес и вопрос о том, какие факторы способствовали столь длительному сохранению в русских землях Великого княжества Литовского традиций древнерусского права.

По мысли Ю. Бардаха, мощное воздействие оказал «православный фактор» – противостояние в Великом княжестве католичества и православия. Стремясь сохранить самобытность, православные русских земель Литвы противились и изменениям в правовой сфере, введению норм «канонического» и «государственного» права, ревностно отстаивали свой жизненный уклад и обычаи[388]. Это можно охарактеризовать как конфронтацию между правом государственным и «живым правом общественным»[389].

Под правом государственным во многом следует понимать польское право. После Кревской унии государственная и общественная жизнь Великого княжества Литовского постепенно преобразуется по польскому образцу. Польская шляхта была примером для шляхты Литвы[390].

Вопрос о влиянии польского права на I Литовский Статут следует рассмотреть, поскольку некоторые предшествующие юридические памятники, как, например, земский привилей 1457 г., упоминают «право коруны польское» и т.п.[391]