Их ложа, хранимые лишь для Христа, окружены, как стеной, ангелами на страже, которые с обнаженными мечами отражают всякое нечистое поползновение, дабы никакой любовник не осквернил их.
Там Христос спит с ними: счастлив этот сон, сладок этот отдых, когда истинная дева ласкаема в объятьях ее небесного супруга.
Девы украшены прекрасными тканями и пурпурными мантиями; в левой руке у них лилии, в правой - розы.
Цветами этими питаем агнец, они - подкрепленье ему; цветы эти - избранная пища его.
Он скачет и прыгает, и резвится среди них.
С ними он отдыхает в полдневную жару.
Это на их груди спит он среди дня, положив голову между девственными персями.
Девственный сам, от девственной матери рожденный, он - девственное убежище всем, кого ищет и любит.
Спокоен его сон на их груди, ибо никакое пятно не осквернит белоснежное руно агнца.
Приклоните ухо к этой песне, благороднейшее собрание набожных девственниц, чтобы через нее наша преданность могла с величайшим рвением приуготовить храм для Господа.
Коли такой язык бытовал в монастырях, удивительно ли, что отступники, служки, не принявшие сан, кое-что из этой манеры выражения и кое-что из этого духа перенесли на открывшуюся им красоту жизни; и если те, чьи души не принадлежали небесам, однако были слишком утонченны, чтобы удовлетвориться суетой бренного мира, - если они избрали некий средний путь, некое краткое слияние с абсолютом, то не был ли их культ куда более воинственным? Арнаут обучался в монастыре; Данте восхвалял некую "prose di romanzi" - можем ли мы с уверенностью сказать, что эта "prose" не исполнялась под музыку, подобно процитированной выше латинской секвенции? Во всяком случае, было бы слишком поспешно утверждать, что "passada folor", которую Данте оплакивает[36], почти достигнув вершины Холма Чистилища, и находясь у самого входа в земной рай, была чем-то большим, чем описанное нами отклонение от христианства.
