Психологическое литературоведение - [71]
Подтверждением сказанного может служить небольшая басня Ф. Кафки:
В этой басне имеются лексические элементы с семой 'размер', что характерно для «темных» текстов, и кончается текст смертью, что сближает его с «печальными». Фатальная безысходность описываемой ситуации позволяет называть такие тексты также «бессмысленными» и выделять их в особую подгруппу.
«Печально-веселые»
При описании «веселых» текстов отмечалось, что психической основой их эмоционально-смысловой доминанты служит маниакальная фаза маниакально-депрессивного психоза. Тем самым становится объяснимым существование «печально-веселого» типа текстов, эмоционально-смысловая доминанта которого базируется на циклоидных состояниях личности, при которых периоды повышенного настроения и состояния чередуются с периодами сниженного настроения и падения тонуса.
(Я. Шведов. Слова песни «Орленок»)
Первая часть этого четверостишья «веселая», вторая – «печальная».
Иллюстрацией такого же рода текстов может служить поэзия А. К. Толстого:
Простое вычленение ключевых в эмоциональном плане компонентов стихотворения дает такой ряд: рассеивается грусть – миг веселия – сызнова грусть обычная.
Конечно, «смысл и функция стихотворения о грусти, – писал вслед за Л. С. Выготским А. Н. Леонтьев, – вовсе не в том, чтобы передать нам грусть автора, заразить нас ею» (Леонтьев А. Н., 1972, с. 8). Но семантика данного текста основана на описании грусти (чередующейся с мигом веселия), и тем самым весь текст несет в себе именно это состояние. И здесь мы сошлемся на точку зрения С. Эйзенштейна, который, так же как и Л. Толстой, с которым, по-видимому, и спорили ученые, считал, что искусство есть «заражение чувствами» с помощью «внешних знаков» (Толстой, 1985, с. 65; Жолковский, Щеглов, 1996).
К «печально-веселым» текстам можно отнести такие произведения А. С. Пушкина, как «Пиковая дама» (где есть воспоминание о молодости и смерть графини; денежный выигрыш и последовавший за этим проигрыш Германа); «Дубровский» (где героя принимают за более значительное лицо, и есть такие семантические компоненты, как 'смелость' в сценах с убийством медведя и при попытке похищения Маши, 'удача' в разбое и грабежах Дубровского, а также 'потеря' земли, дома, денег, невесты); и даже «Сказка о рыбаке и рыбке» (где есть 'нищета', 'неожиданное богатство' и снова 'нищета' – разбитое корыто).
Отдельно следует упомянуть о «Евгении Онегине», где есть описание молодости (герою, в комнате у которого висит портрет Байрона – тексты которого мы ранее отнесли к «печальным», – осьмнадцать лет) и 'сожаление об упущенном счастье'. «Величайшая ошибка в его жизни, – полагает А. Д. Чегодаев, – то, что он не принял всерьез любви Татьяны <…> Ему приходится тяжело за это расплачиваться. Пушкин, – продолжает культуролог, – становится прямо безжалостным, наглядно показывая, как оказалось невозможным вернуть упущенное… Роман Пушкина – на редкость грустное, глубоко трагическое произведение» (Чегодаев, 1989, с. 132–133). Любопытно, что такая характеристика текста является, по сути дела, объективацией субъективного – вербализация личностного отношения через представление его (отношения) как характеристики объекта.
Характерно, что многие герои «печальных» текстов не только молоды, но и смелы, и сильны. Так, схватка юноши – героя поэмы «Мцыри» М. Ю. Лермонтова – с лесным барсом является когнитивным эквивалентом маниакальной фазы циклоидного состояния (или МДП). Просит, чтобы «сильнее грянула буря», лирический герой его же «Паруса». Обладают большой силой пушкинский Балда, юный царь Гвидон, Руслан («Руслан и Людмила»); убивает медведя потерявший состояние Дубровский. Даже Дон Гуан, соблазнив много женщин, готов весь мир обнять, хотя и погибает от пожатия каменной десницы статуи Командора.
Этот компонент из «веселых» текстов почти всегда встречается в «печальных»:
