Психофильм русской революции - [25]

Шрифт
Интервал

Отношение Столыпина к Царю - самое недостойное, а претендентство его на роль временщика необоснованное. Он, с одной стороны, вводит в жизнь парламентские методы, а с другой - беззаконие и произвол. Он одержим честолюбием и формирует поколение чиновников-карьеристов оппортунистического типа.

Реформы, носящие его имя, разработаны не им. В его деятельности намечается стремление проведения в жизнь мажордомства и захвата власти, как впоследствии это будут делать все европейские премьер-министры, превращающиеся во временных и мелких самодержцев под парламентарным флагом.

Состав министров при Столыпине склоняется в сторону новых людей, и как при нем, так и при его преемнике Коковцове выделяется лишь небольшая группа министров старого типа, твердых и дальновидных, которые всеми силами стремятся не допустить гибели России, которую они точно предвидят. Таковы министры Шварц, Кассо, Маклаков, Рухлов, Щегловитов. Губернаторы при Столыпине назначаются не твердые, но считающиеся с новым курсом и плавают между правыми и левыми. Приближается к правящим кругам ненавистник Императора Гучков и вкрадывается в доверие офицеров и высших чинов Генерального штаба, подготовляя их к измене Государю.

В период террора и экспроприаций 1905-1909 годов развертывается перед современниками дикая картина убийств и грабежей, техника и организация которых достигают большой виртуозности. Грабят открыто среди дня банки, пишут угрожающие письма с вымогательством, и если вожделения грабителей не осуществляются, убивают лиц не согласившихся на добровольный выкуп. Фанатичные, зараженные психозом убийств интеллигентные девушки выступают в роли палачей, а Савенков с его друзьями посылают на смерть и убийц и их жертвы.

Общею чертою всех экспроприаций является то, что ограбленные суммы не доходят до их идеологического назначения, а разбираются главарями по своим карманам. Нельзя отрицать, что в этих грабежах и массакрациях наряду с крайнею жестокостью проявлялось и террористическое творчество, навсегда зафиксировавшее имена таких деятелей, как Сталин, Пилсудский, Азеф, Савенков.

Два таких эпизода прошли и через мой психофильм непосредственно. Их красочными героями были люди, вся рельефность которых обрисовалась только через десятки лет, когда бандиты стали начальниками государств и повели народы, во главе которых они стали, к гибели.

В 1909 году я был экспертом в военно-окружном суде в Вильно, где разбиралось дело об ограблении почтового поезда на станции Безданы, совершенном польской революционной партией П. П. С. Во главе этой партии стоял Пилсудский, который когда-то был моим товарищем по медицинскому факультету Харьковского университета. Втайне лелея чисто польские националистические и сепаратические тенденции, он шел в своей революционной деятельности против России с русскими эсерами и морочил добродушных русаков, подготовляя их Родине разгром с потерею западных окраин. Польская социалистическая партия, которою он руководил вместе со своими будущими сотрудниками по созданию польской державы, была чрезвычайно свирепою и нашла удобным выбрать за поле для своей деятельности русские области.

Роковою для Пилсудского экспроприацией был акт ограбления транспорта денег государственного банка на Фонарном переулке в Петербурге. Эта экспроприация была хорошо задумана и оплачена обильно кровью многочисленных жертв. Пилсудский ловко увез награбленное, и, как сообщил мне бывший тогда прокурором мой коллега, все деньги были разобраны по карманам, и в кассу партии попали крохи. Но Пилсудский в числе прочих был схвачен и арестован. Его изворотливость и криминальное творчество помогли ему избегнуть судьбы его товарищей, которые были по приговору военно-полевого суда казнены. Он стал симулировать сумасшествие, а императорское правительство было недальновидно, допуская мысль, что столь ловко задуманную операцию разбоя могли совершить сумасшедшие. Чувство законности было еще так велико, что душевная болезнь считалась условием невменяемости даже для бандитов Фонарного переулка!

Пилсудский очутился в больнице Николая Чудотворца на испытании. Во главе больницы стоял поляк доктор Чечотт, и значительная часть администрации была польская. В ближайшие дни после заключения там Пилсудского поступает в больницу в качестве сверхштатного ординатора молодой врач Мазуркевич, которому скоро надлежало доказать свои психиатрические способности. Первые два его дежурства проходят благополучно, а на третий раз он, по праву дежурного врача, входит в камеру Пилсудского, выводит его из больницы, отправляет на специально ожидающий пароход, и Пилсудский бежит за границу.

Как воздаяние за этот подвиг и ныне еще Мазуркевич занимает кафедру психиатрии в Варшаве...

Вся безданская экспроприация была задумана Пилсудским и его товарищами, будущими государственными деятелями послереволюционной Польши. На скамье подсудимых было пять человек, из которых один, Славек-Свирский, симулировал по примеру Пилсудского сумасшествие. Темным вечером на станции Безданы был оцеплен вокзал, принят поезд, убит жандарм, взорваны бомбы и ограблен почтовый вагон. Бандиты скрылись. Через два дня жандарм, обходивший вагоны под Вильно, чутьем узнал в молодой некрасивой женщине фанатического типа бомбистку и арестовал ее и спутников, в том числе и Свирского. У женщины под юбками оказались бомбы, и они не взорвались только благодаря находчивости жандарма, а может, и потому, что в решительную минуту у нее не хватило духу это сделать. На суде передо мною развернулась дикая фанатическая картина ненависти и алчных инстинктов грабежа этой страшной партии. Защитником подсудимых был известный варшавский адвокат Патек, будущий польский посол в Москве. Это был человек очень интересный, образованный, внешне культурный, друг Пилсудского, о чем, конечно, тогда мы не имели представления.


Рекомендуем почитать
Лукьяненко

Книга о выдающемся советском ученом-селекционере академике Павле Пантелеймоновиче Лукьяненко, создателе многих новых сортов пшеницы, в том числе знаменитой Безостой-1. Автор широко использует малоизвестные материалы, а также личный архив ученого и воспоминания о нем ближайших соратников и учеников.


Фультон

В настоящем издании представлен биографический роман об английском механике-изобретателе Роберте Фултоне (1765–1815), с использованием паровой машины создавшем пароход.


Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том I

«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.


Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 3. Том I

«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.


Мишель Фуко в Долине Смерти. Как великий французский философ триповал в Калифорнии

Это произошло в 1975 году, когда Мишель Фуко провел выходные в Южной Калифорнии по приглашению Симеона Уэйда. Фуко, одна из ярчайших звезд философии XX века, находящийся в зените своей славы, прочитал лекцию аспирантам колледжа, после чего согласился отправиться в одно из самых запоминающихся путешествий в своей жизни. Во главе с Уэйдом и его другом, Фуко впервые экспериментировал с психотропными веществами; к утру он плакал и заявлял, что познал истину. Фуко в Долине Смерти — это рассказ о тех длинных выходных.


Хроники долгого детства

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


У нас остается Россия

Если говорить о подвижничестве в современной русской литературе, то эти понятия соотносимы прежде всего с именем Валентина Распутина. Его проза, публицистика, любое выступление в печати -всегда совесть, боль и правда глубинная. И мы каждый раз ждали его откровения как истины.Начиная с конца 1970-х годов Распутин на острие времени выступает против поворота северных рек, в защиту чистоты Байкала, поднимает проблемы русской деревни, в 80-е появляются его статьи «Слово о патриотизме», «Сумерки людей», «В судьбе природы - наша судьба».


Записки тюремного инспектора

В настоящее издание уникальных записок известного русского юриста, общественного деятеля, публициста, музыканта, черниговского губернского тюремного инспектора Д. В. Краинского (1871-1935) вошли материалы семи томов его дневников, относящихся к 1919-1934 годам.Это одно из самых правдивых, объективных, подробных описаний большевизма очевидцем его злодеяний, а также нелегкой жизни русских беженцев на чужбине.Все сочинения издаются впервые по рукописям из архива, хранящегося в Бразилии, в семье внучки Д.


Море житейское

В автобиографическую книгу выдающегося русского писателя Владимира Крупина включены рассказы и очерки о жизни с детства до наших дней. С мудростью и простотой писатель открывает свою жизнь до самых сокровенных глубин. В «воспоминательных» произведениях Крупина ощущаешь чувство великой общенародной беды, случившейся со страной исторической катастрофы. Писатель видит пропасть, на краю которой оказалось государство, и содрогается от стихии безнаказанного зла. Перед нами предстает панорама Руси терзаемой, обманутой, страдающей, разворачиваются картины всеобщего обнищания, озлобления и нравственной усталости.