Психофильм русской революции - [26]

В долгие дни процесса я часто сидел с Патеком за ужином в Георгиевской гостинице, и он однажды озадачил меня вопросом: «А почему бы вам не вступить в масоны?» Этот вопрос был в те времена довольно естествен, потому что, как общественный деятель и врач, я пользовался в Вильно большою популярностью, а Патек представлял себе, что интеллигентный человек не мог быть черносотенцем. К тому же я был в числе других экспертов, из которых Баженов был очень левым и хорошо был знаком с Патеком. Я с изумлением ответил, что совершенно не знаю, что такое масоны. Патек сказал: «А это вот что: в 1905 году мы проиграли революцию потому, что не было твердой руководящей силы, а в будущей революции руководящую роль возьмем мы - масоны».

Сам Пилсудский прошел в этом процессе заочно, так как захватить его не удалось.

Впоследствии, когда Пилсудский уже был маршалом и главой польского государства, была напечатана книга с подробным описанием подвигов шайки Пилсудского в Безданах. И только потом, когда Пилсудскому указали, что теперь хвастаться этакими подвигами не следует, - книга была изъята.

О Патеке потом я слышал, что он был назначен в Америку, а дальше его следы в моем психофильме теряются.

В первый период власти Столыпина он энергично продолжал дело Дурново по борьбе с революцией. Учреждение военно-полевых судов решило борьбу с убийствами и экспроприациями в пользу правительства. Но эта мера возбудила и страшную ненависть революционеров против Столыпина и определила ряд покушений на него. Либеральная интеллигенция, втайне радовавшаяся прекращению революционной вакханалии, оставалась верной себе и создала легенду о «столыпинских галстухах» (под этим разумелась смертная казнь через повешение), а повесть впоследствии раскаявшегося левого писателя Леонида Андреева «О семи повешенных» смаковалась интеллигенцией и трогала сердца чувствительных курсисток. Странным образом женские высшие заведения сделались очагами революции и террористического фанатизма.

По своей природе женщины были легко внушаемы и легко впадали в революционную экзальтацию, поддаваясь психической заразе.

После убийства Столыпина на пост премьера вступает бесцветный и неопределенный как по идеологии, так и по тактике министр Коковцов, впоследствии также награжденный Императором титулом графа и так же, как и Витте, написавший замечательные по своей безнравственности мемуары. Он держится осторожно, нерешительно, остерегаясь правых и не решаясь опереться на левых. Делами себя не проявил.

Прошедший хорошую школу ученик и сотрудник Витте, Коковцов был хорошим техническим министром финансов. Он фактически не сделал ничего дурного и потому совершенно непонятно его безобразное отношение в мемуарах к Государю, а впоследствии его недостойное поведение в эмиграции, где он у порога гроба примыкает к левой идеологии и деятелям. Коковцов в своей личной ненависти к облагодетельствовавшему его Государю договаривается до того, что утверждает о душевной ненормальности Царя. До такой глупости и низости не доходили в своей злобе ни один из ренегатов и даже большевики. Коковцов никогда не был обижен, а наоборот, не по заслугам возвеличен. Он также претендует на верховную власть и выражает злобу на Царя за то, что Он иногда поступал вопреки его соображениям.

Весь период от смерти Столыпина до начала войны и самый период войны характеризуется будированием левых элементов против Государя и созданием антидинастических легенд. Центром этого злословия является распутиниада, на мотив которой и разыгрывается предреволюционная симфония. Это был повальный бред больного русского общества, подогреваемый мерзавцами, агитирующими против Царя. Это явление совершенно тождественно с легендою бриллиантового ожерелья Марии-Антуанетты как увертюрой Французской революции. Оно особенно разжигается личными ненавистниками и интеллектуальными убийцами императора Гучковым и Милюковым. Сущность распутиниады весьма проста. Ввели во дворец Распутина высшие духовные лица с архиепископом Феофаном во главе, проникнутым несколько мистикою, и усмотревшие в Распутине - несомненно человеке оригинальном, самобытном и умном - столь распространенный в истории Святой Руси тип мистика-старца, даже полуюродивого. По русскому исторически религиозному мировоззрению устами таких старцев-полупророков глаголет истина. И искони веков на Руси такие полумонахи, которым приписывалась способность откровения и пророчества, допускались к русскому Царю. Уже потом высшие представители духовенства будто бы раскусили Распутина и отказались от него. Но Распутин стал вхож во дворец и приблизился к Императрице по совсем особенному случаю. Он обладал, во-первых, несомненным даром предвидения, был настоящим мистиком, а во-вторых, обладал изумительною способностью активного внушения чисто гипнотического типа. И остается историческим фактом, стоящим вне всякого сомнения, что один Распутин мог останавливать кровотечения у Наследника, страдавшего гемофилией тогда, когда лучшие представители медицины оказались бессильными. При этом свое внушение Распутин обставлял формою молитвы и религиозной мистики. Естественно, что мистически настроенная Императрица, бывшая женщиной замечательных и высоких качеств и идеальною матерью, не могла не видеть в этом воздействии на Наследника Престола и сына Перст Божий. Отсюда понятно ее отношение и привязанность к Распутину, который сумел взять древнерусский тон монаха, не боящегося царицы-матушки и режущего ей правду. Распутин был из народа, и в отношении к нему отражалось как бы символически общение Царя с народом. Зарегистрировано несколько получудесных случаев воздействия Распутина на болезнь Наследника, которые я слышал от компетентных медицинских авторитетов.