Прыжок рыси - [38]

* * *

К статье о приватизации («Маска», переменить «шапку» к публикации в «Р. м.»):

«Никогда еще русские люди не получали возможности так «погреть руки». При коммунистах все-таки собственность была государственной — т. е. воруй, но знай меру. А кто устанавливает эту меру сейчас? Знает ли уважаемый читатель, сколько, например, стоит Приморский химический завод?..»

Постскриптум. А кому это, на х… нужно в Париже, Козлов?

ФРАЗА: «Человек устает от вынужденного общения».

13.12.1995 г.

6. 20. Автовокзал.

Оказывается, Земля путешествует вокруг своей оси, наклоненной под углом в 23 градуса.

Постскриптум. Галилей до конца жизни считался «узником инквизиции» и принужден был жить на своей вилле Арчетри близ Флоренции.

4

Начиная с записи от 8 августа, Евгений перечитал блокнот дважды. Шел четвертый час, но сна не было и в помине. Сон отгоняло странное ощущение незримого присутствия Павла, будто бы он стоял рядом, с напряженностью подсудимого ожидая вердикта.

Евгений достал из сумки «Кэмел», закурил. Конспект блокнота занял шесть тетрадных листков. Записи условно подразделялись на четыре группы: материалы для статей; общие размышления; дневниковые заметки; сюжеты. Одно порождало другое, нее было взаимосвязано, и целостность эта довольно полно характеризовала Павла как человека и журналиста. Теперь Евгений вспомнил все их беседы и споры в Москве — многое из прочитанного было ему уже знакомо.

Поражала похожесть их взаимоотношений с женщинами: с точки зрения Евгения, Валерия была склонна отдать предпочтение обеспеченному Мишелю Боннэ; запись от 3/11.95 г. говорила об аналогичных подозрениях Павла в отношении Нелли Грошевской.

Не нужно было перечитывать блокнот еще раз, чтобы почувствовать, чем он жил в последние полгода. В притче о. Серафима и в рассказе об экскурсиях, проведенных женами претендентов на пост губернатора, в словах Сергея Шахрая и «ветхозаветных» размышлениях о Каине, в заметках о коллегах по «второй древнейшей» и сентенции «победителей не судят» сквозила мысль: «Гридин оказался победителем, я остался в дураках. И женщины, и народ выбирают ПОБЕДИТЕЛЕЙ, независимо от цены за победу».

Евгений выбросил окурок в остывшую топку, придвинул отдельный листок, на который выписал инициалы и сокращения, упоминавшиеся в заметках, и без особого труда расшифровал их: «Н.» — Нелли Грошевская; «Г.» — Гридин (Г-убернатор); «С. В.» — Сергей Вениаминович (Зырянов); «П.К.» — Павел Козлов; «Лева К.» — Климанкович; «Ш.» — Шпагин; «В. П.» — Виктор Полянский; «Игорь В.» — Васин (из отдела писем «Губернских ведомостей»); «Комса» — «Комсомольская правда»; «Р. м.» — «Русская мысль». Оставалась нерасшифрованной одна буква — «В.» — в записи от 8 декабря: «Какие беды принесет встреча с В.», и было неизвестно, кто такая Ветлугина в записи от 21/10: «Ветлугина благозвучнее». Была ли это другая женщина, появившаяся в жизни Павла, или это — вымышленная фамилия для романа? Последнее было более вероятным, судя по тому, что оценивался не человек, а благозвучие его фамилии, но если оно было иносказательным выражением характеристики, то мотив разрыва с Грошевской напрашивался сам.

Почему же Павел был так уверен, что она принесет ему именно беды?..

В целом вырисовывалась весьма тривиальная история. Вхожая по роду деятельности в административные круги тележурналистка подбрасывала Козлову темы для статей, сама при этом оставаясь лояльной к власти. Со временем Павел понял, что его втянули в игру, выбрав в его лице «оппозиционера», и через Грошевскую подсовывали факты, заведомо не находившие подтверждения. Хлесткие удары эмоционального и честолюбивого журналиста будоражили общественное мнение, но для «мафии» были абсолютно безболезненными, а его покровитель и наставник Зырянов («Неужели я так ошибся в СВ.») потакал ему, заодно поднимая за счет скандальных статей рейтинг газеты. Когда же Павел начал догадываться, что его используют, ему осторожно (через Грошевскую) посулили должность руководителя пресс-центра в администрации губернатора, затем (через Союз журналистов) — квартиру. Мучительно решавший для себя вопрос: «Продаваться и стать преуспевающим или остаться порядочным, но до конца дней ходить в «неудачниках»?» — Павел решает идти на прорыв, дерзко отказывается от квартиры, намеревается поместить серию разоблачительных статей в «Комсомолке», в «Русской мысли», вырваться на конгресс в Париж, найти компромат на губернатора и его окружение — не по ложной наводке, а на основе фактов и доказательств, которые рассчитывает добыть во что бы то ни стало (9.9.95 г. — «Добыть списки!»). Он разрывает отношения с Грошевской, пишет статью «Маска, я тебя знаю!» — о «гримасах приватизации», но то ли недостает фактов, то ли новый главный редактор Шпагин не хочет идти на обострение с Гридиным — статью не печатают. Козлов собирается опубликовать ее за границей, но понимает, что проблема приватизации Приморского химзавода едва ли заинтересует кого-то в Европе. Время идет, он пишет мало, для заработка пробавляется какими-то отвлеченными заметками. Его попытка обвинить Гридина в незаконной торговле нефтью и наркобизнесе выглядит наивно — перечень мировых цен на сырье не способен заменить улик. Он мечется, нервничает, во что бы то ни стало хочет взять реванш, собирается писать роман (который, конечно же, с учетом его характера, непременно должен стать «бестселлером»). Переплетение художественного вымысла, «сердца горестных замет», библейских размышлений воедино — несомненно, следствие разрыва с Нелли, которую он любил, что не подвергают сомнению ни его мать, ни наблюдавший их отношения Полянский. Недаром он задумывает сюжет о любви, а не о происках мафии: бедная девочка из детдома приезжает в город, вычитывает в прессе материал о «ночных бабочках» и их безоблачной жизни, ступает на скользкую дорожку и через какое-то время становится «сказочно богатой женщиной». «Н. содержанка», «Игорь В. видел ее в «Таверне». Вымысел? Обида, переросшая в злость? Или же у него действительно появились сомнения в добропорядочности Грошевской?