Прыжок рыси - [30]

Слезы покатились по ее щекам.

— Я верю вам, Женя, — сказала она дрогнувшим голосом. — Паша хорошо говорил о вас, а ведь он трудно сходился с людьми. Простите меня…

Они перешли в комнату. Пили чай, говорили о людях, об уходящем в предание бескорыстии, снижении уровня образованности, утраченных для России умах, стараясь обходить все, что так или иначе связано с убийством Павла.

По рассказу Козловой, муж оставил ее, когда сыну было четыре года. Жили они тогда в Ленинграде, в коммунальной квартире. He желая заниматься разделом имущества, Алевтина Васильевна забрала Пашу и, в чем была, подалась в Сутеево к родителям.

— В школе он учился хорошо, всегда был под моим присмотром, но к числу «маменькиных сынков» не относился. Может быть, повлияла безотцовщина, но он с детства ничего не принимал на веру. Аксиомы его не убеждали. Ни «всякая прямая короче всякой кривой», ни «партия — ум, честь и совесть нашей эпохи». И если первую с возрастом пришлось признать, то вторая его проверки не выдержала… Знаете, тут у нас когда-то был большой рыболовецкий совхоз. Руководство Приморска и области частенько приезжало сюда за рыбой — тут для них ее и сушили, и коптили, и привечали начальство баньками да горячительными. Вели они себя по-барски, наведывались с девицами — в общем, развлекались как могли. Сутеевских не стеснялись, вообще не считали их за людей. Первый секретарь обкома себе дачу отгрохал на берегу — по тем временам баснословно дорогой терем с винным погребом. Мой отец, дед Павла, работал в совхозе главным бухгалтером. После таких визитов не знал, как свести концы с концами.

Евгений вспомнил телепередачу, посвященную Гридину, которую смотрел позавчера в гостинице.

— А кто тогда возглавлял обком? — спросил он у Козловой. — Гридин?

Она чуть заметно поморщилась, видно, говорить об этом ей не хотелось.

— Нет, он стал первым в восемьдесят шестом, когда отца уже не было в живых. Павел тогда учился в университете. А в ту пору Гридин работал вторым секретарем в горкоме. Но в их оргиях, конечно же, участие принимал и даже был заправилой. Поговаривали, что он ставленник Москвы и что у него связи в Кремле. Не знаю, так ли это на самом деле, но, судя по его карьере, не исключено. Однажды отец не выдержал и наотрез отказался от приписок, которыми покрывали расходы на развлечения этой компании. Да еще и выступил на открытом партсобрании в присутствии инструктора обкома. Конечно, этого ему не простили, вызвали в Приморск, пригрозили, что увольнением дело не ограничится. Сами понимаете — посадить главбуха им ничего не стоило.

— И что же, образумили?

Она тяжко вздохнула.

— Если бы! Он написал в Москву, прислали какого-то чиновника из Центральной ревизионной комиссии. Никаких нарушений тот, конечно, не нашел, а отца уволили, и через год он умер от инфаркта. История для тех времен почти хрестоматийная.

— А для этих? — улыбнулся Евгений.

— Вот-вот. И Паша, который наблюдал все эти безобразия с детства, в перемены не поверил. Ведь пришли все те же люди — партийные и комсомольские работники, хотя и провозгласили новые лозунги. Только я умоляю вас, не подумайте, будто Паша решил отомстить Гридину за деда.

— Я так не думаю, Алевтина Васильевна, — соврал Евгений, потому что мысль об этом уже промелькнула в его голове.

— Он действительно был очень честным, — продолжала Козлова. — Я видела, что он постепенно остается один, ему нужна была поддержка. А я… я боялась за него. Помните, Фемида не вынесла мук Прометея и просила его покориться Зевсу? По сути, предала. Может быть, не сына, но его идею. Только если это сделала богиня — мне, смертной, простительно: мой сын Павлик был мне во сто крат дороже идей журналиста Козлова. Хотя… извините, я что-то не так говорю… Берите варенье, Женя. У нас… у меня много. И айва есть, и абрикосы. Я подогрею чай.

Она удалилась на кухню и вернулась через минуту.

— Алевтина Васильевна. Помимо того, что мать Прометея была богиней справедливости и правосудия, она обладала даром предвидения. Это ведь она предсказала поражение титанов и победу Зевса в десятилетней войне?

— Уж не хотите ли вы сказать, что я должна была уговорить Пашу принять сторону Гридина, как Фемида уговорила Прометея перейти на сторону Зевса?

— Нет, что вы. Думаю, что ни Павел, ни вы не были на такое способны. Хотя, если исходить из того, что этот поступок был тактическим ходом, позволявшим впоследствии дать людям огонь…

— Ой, ой, — грустно улыбнулась хозяйка, подкладывая в розетку гостя варенье, — тут вы, Женечка, Пашу не переоценивайте. Прометей от рождения обладал умом и хитростью. Именно эти качества он предложил титанам использовать в борьбе с Зевсом, а они отказались, испугавшись необузданной силы громовержца. У Паши ум был, вот хитрости не было совсем.

— Я думаю, дело не только в этом.

— А в чем же еще?

— Титанов не стало, Алевтина Васильевна. Перейти на сторону Гридина он не мог органически, но и положиться оказалось не на кого. И Павел оказался один… в чужом пространстве. Золотой век кончился.

Она согласно покивала, подняла на него снова наполнившиеся слезами глаза.

— А разве он был? — спросила тихо. — Мы ведь говорим о мифе, а Павел хотел жить в реальном мире.