Пряные ночи - [23]

«О вы, кто отсутствует, тревожна душа моя!

Ушли вы, и в теле нет сил, чтоб вздохнуть.

Ведь прежде зрачки мои томились бессонницей,

Теперь же они в слезах — уж лучше бессонница!

Когда вы уехали, остался влюбленный в вас,

Спросите же вы о нем. В разлуке что вынес он?

Когда б не глаза мои (их слезы лились струей),

Равнины земли зажег бы мой пыл, наверное.

Аллаху я жалуюсь на милых, утратив их,

И страсть и волненье в них не вызвали жалости.

Пред ними мой грех один — лишь то, что люблю я их:

В любви есть счастливые, но есть и несчастные».

Окончив говорить, Ситт Будур села рядом с госпожой Хаят-ан-Нусуф и поцеловала ее в уста, а затем она поднялась, совершила омовение и до тех пор молилась, пока Хаят-ан-Нуфус не заснула. Тогда Ситт Будур легла в ее постель, повернулась к девушке спиной и пролежала так до утра. Когда же настал день, царь и его жена вошли к своей дочери и спросили, каково ей, и она рассказала им о том, что видела и какие слышала стихи.

Вот что было с Хаят-ан-Нуфус и ее родителями. Что же касается царицы Будур, то она в это время сидела на престоле своего царства. И поднялись к ней эмиры, все предводители и вельможи, поздравили ее с воцарением, поцеловали землю у ног ее и пожелали ей счастья. А Ситт Будур улыбнулась, проявила приветливость и оказала эмирам и вельможам царства уважение, наделив их новыми поместьями и свитой. Поэтому все сразу полюбили ее и пожелали для нее вечной власти, ведь они думали, что она мужчина.

И начала Будур приказывать, создавать законы и творить суд. Она выпустила всех, кто был в тюрьмах, и отменила пошлины, и засиделась за государственными делами до глубокой ночи. Когда она вошла в свои покои, то увидела Хаят-ан-Нуфус, сидящей на ложе. Опустившись на постель рядом с нею, Будур потрепала ее по спине, приласкала и поцеловала в лоб, а затем произнесла такие стихи:

«Слезы мои всё ль объяснили то, что таил я, —

Изнурением обессилена моя плоть в любви.

Я любовь скрывал, но в разлуки день говорит о ней

Всем доносчикам облик жалкий мой, и не скрыть ее.

О ушедшие, свой покинув стан, поклянусь я вам —

Тело все мое изнурили вы, и погиб мой дух.

Поселились вы в глубине души, и глаза мои

Слезы льют струей, и кровь капает из очей моих.

Кого нет со мной, тех душой своей я купить готов,

Да, наверное, и любовь моя улетает к ним.

Вот глаза мои: из любви к любимым отверг зрачок

Сладкий отдых сна, и струит слезу непрерывно он.

Враги думали, что суров я буду в любви к нему, —

Не бывать тому, и ушами я не внимаю им!

Обманулись все в том, что думали, и с одним я лишь

Камар-аз-Заманом желанного достичь могу.

Он собрал в себе все достоинства; не собрал никто

Из царей минувших достоинств всех, ему свойственных.

Так он щедр и добр, что забыли все, каким щедрым был

Ман ибн Заида[27] и как кроток был сам Муавия[28].

Затянул я речь, и бессилен стих вашим прелестям

Описанье дать, а не то бы рифм не оставил я».

Затем царица Будур поднялась на ноги и, вытерев слезы, совершила омовение и стала молиться. Она молилась до тех пор, пока Хаят-ан-Нуфус не заснула. И тогда Ситт Будур подошла к постели, легла рядом с девушкой и пролежала так до утра. А потом она поднялась, совершила утреннюю молитву и, сев на престол своего царства, стала приказывать, создавать законы и творить справедливый суд.

Вот что было с нею. Что же касается до царя Армануса, то он вошел к своей дочери и спросил ее, каково ей, и она рассказала ему обо всем, что с ней случилось, и повторила те стихи, которые читала ей Будур. «О батюшка, — сказала царевна Хаят-ан-Нуфус, — я не видела никого умнее и стыдливее моего мужа, но только он все время плачет и вздыхает». — «О дочь моя, — отвечал ей царь, — будь с ним терпелива, Мы дадим ему еще одну, третью ночь, и, если он не познает тебя и не уничтожит твою девственность, я сниму с него власть и изгоню из нашей страны».

И вот наступила ночь, и царица Будур перешла с престола царства во дворец и вошла в свои покои. И увидела она, что свечи зажжены и что госпожа Хаят-ан-Нуфус сидит и дожидается ее на супружеском ложе. Вспомнился царевне муж ее и заплакала она, испуская непрерывные вздохи, а затем произнесла такие стихи:

«Я клянусь, что весть о беде моей наполняет мир,

Точно солнца луч, восходящего ночью мрачною.

Его знак вещает, но трудно нам понять его,

Потому не может не расти тоска моя.

Ненавижу я прелесть стойкости, полюбив его.

Но видал ли ты среди любящих ненавистников?

Взгляды томные поражают нас острием своим

(А сильнее всех поражают нас взгляды томные).

Распустил он кудри, снял покров, и увидел я

Красоту его всю — и черною, и белою.

И болезнь моя, и лечение — все в руках его,

Ведь недуг любви только тот излечит, кто хворь нагнал.

Поясок его полюбил за нежность бока его,

И из зависти бедра грузные отказались встать.

Его локоны на блестящем лбу уподобим мы

Ночи сумрачной, что задержана засиявшим днем».

Окончив говорить, царевна хотела встать на молитву, но вдруг Хаят-ан-Нуфус схватила ее за подол и воскликнула: «О господин, не стыдно ли тебе перед моим отцом — он сделал тебе столько добра, а ты до сих пор пренебрегаешь мною».

И, услышав это, Ситт Будур села на ложе и сказала: «О моя любимая, что это ты говоришь?» И Хаят-ан-Нуфус отвечала: «Я говорю, что никогда не видела такого чванливого мужчину, как ты. Разве все, кто обладает красотой, так чванятся? Но я сказала это не для того, чтобы ты пожелал меня, а потому, что боюсь за тебя. Царь Арманус сказал, что, если ты не познаешь меня сегодня ночью и не уничтожишь мою девственность, он отнимет у тебя утром власть и прогонит из нашей страны. И возможно, гнев отца моего так распалится, что он убьет тебя. И я, о господин мой, пожалела тебя и предупредила. Решение же за тобой».