Прозрение - [3]

Кто из нас не знал об этих славных страницах истории нашей партии! В годы гражданской войны и иностранной интервенции работа по разложению войск противника велась по прямому указанию и при участии В. И. Ленина. Для солдат Антанты политорганы Красной Армии издавали газеты, листовки, плакаты; во вражеские полки, рискуя жизнью, проникали красные агитаторы; в тылу врага работали подпольные большевистские организации; в политорганах армии создавались интернациональные отделы. Агитаторами русской революции становились многие пленные. Словом, революционная пропаганда оказывала огромное воздействие на войска интервентов: их моральный дух падал, они отказывались воевать против молодой Республики Советов. М. В. Фрунзе писал: "Кто своей настойчивой и упорной работой разлагал ряды врага, расстраивал его тыл и тем подготовлял грядущие успехи? Это делали политические органы армии, и делали, надо сказать, блестяще. Их заслуги в прошлом безмерны"{5}.

Приобретенный в годы гражданской войны опыт имеет непреходящее значение. Мы изучали его, всегда черпали из него все самое ценное, поучительное и сейчас решили прибегнуть к нему.

И вот мы трое - Соркин, Леванов и я - сидим в юрте. Сидим и молчим. Думаем. Как использовать оружие слова, которое доверено нам? Как сломить, подорвать боевой дух противника, как деморализовать его, чтобы помочь нашим бойцам победить малой кровью? Что должно быть главным в пропаганде среди японских солдат? А среди баргутов? Среди населения Маньчжурии? На каком "языке" разговаривать с ними со всеми? Что у каждого из них за душой и что - на уме? Поймут ли они все то, что мы хотим им сказать?..

Вопросов было много, ответы же - самые приблизительные. Но оставаться долго во власти сомнений и размышлений не приходилось: события торопили нас и надо было действовать. Начать решили, как нам казалось, с главного: с разоблачения той лжи, которую японским офицерам удалось вдолбить своим солдатам - будто границу нарушили не японские, а советско-монгольские войска. Стали писать листовку. Прошел час, другой... Пол в юрте завален разорванными и скомканными листами, густо исписанными с обеих сторон, мы уже взмокли от напряжения, но ни на йоту не сдвинулись с места. Нет, конечно, несколько вариантов было готово, но, положа руку на сердце, можно сказать, что ни один из них не удовлетворял никого из нас.

- Таланта, что ли, у нас нет! - в сердцах вырвалось у меня.

- Нет, почему же, - усмехнулся Соркин. - Популярно написать листовку необычайно трудно. А мы к тому же не литераторы. Кстати, Владимир Ильич Ленин указывал на эти трудности. Помните его письмо к Шляпникову? О том, что "листовки - вещь очень ответственная и из всех видов литературы самая трудная. Поэтому обдумывать тщательнее и совещаться коллективно необходимо"{6}. Вот мы с вами и "совещаемся коллективно", "обдумываем тщательнее"...

Развертывание агитации среди войск противника налаживалось нелегко, не без ошибок и упущений, особенно на первых порах. Политотдел, как и обещал С. И. Мельников, помогал нам, придал нашей группе еще двух товарищей: журналиста - старшего политрука М. А. Усова и фотокорреспондента техника-лейтенанта В. М. Шведенко. А затем к нам прибыл из политуправления Забайкальского округа батальонный комиссар А. И. Табачков.

Мы собирали все, что помогало составить представление о противнике. И очень скоро нам стало ясно, что японский солдат - это продукт милитаристской обработки, в нем расово-шовинистические идеи господствующего класса укоренились достаточно прочно. Он слепо верил в божественное происхождение императора, беспрекословно подчинялся офицеру.

О Советском Союзе и Монгольской Народной Республике, как и об их армиях, японские солдаты знали мало, но и те сведения, которыми они располагали, были чудовищно искажены. Их убедили в "небоеспособности" Красной Армии, ссылаясь при этом на опыт русско-японской войны 1904-1905 гг. Им внушили, что императорская армия непобедима, потому что ее "охраняют боги". Одновременно офицеры предупреждали солдат о преследовании их семей, если они, солдаты, сдадутся в советский плен; стращали казнями и расстрелами, которые якобы ожидают их в советском плену. Вот почему солдаты часто предпочитали самоубийство плену. Религиозный фанатизм, жестокость офицеров, вплоть до мордобития, во многом объясняли беспрекословную исполнительность солдат. Характерно, что даже мордобитие они расценивали как "нормальное" явление и жаловались только на то, что "офицеры часто бьют ни за что".

В составе японских войск действовали две смешанные (пехотно-кавалерийские) маньчжурские бригады и до десяти баргутских полков (по 1000 сабель в каждом). Боеспособность этих частей была невысокой. Народ Маньчжурии вел партизанскую борьбу против японских оккупантов. Молодежь, мобилизуемая марионеточным правительством Маньчжоу-Го в армию, не хотела воевать, и только угроза расправы над семьями заставляла юношей становиться под ружье. В баргутских бригадах и маньчжурских полках находились японские офицеры - советники. Многие пленные солдаты-маньчжуры говорили нам: "Японцы захватили нашу родину, они хотят захватить и Монголию".