Прозрачная маска - [54]

— Я убью его.

— Кого?

— Убью его, выведу на чистую воду!

Я согрел вино, добавив в него черного перца, и дал ему выпить, потом уложил в постель и через каждый час будил, чтобы поменять мокрое от пота белье.

Наутро он был здоров. Смотрел на него, одетого в мою одежду, и мне казалось, что вижу себя молодого. «Господи, за что наказываешь нас, награждая алчной душой?» Мой парень не хотел ничего, кроме обыкновенной жизни. Работа, любовь и сон. Жизнь как избушка на курьих ножках. Избушка в винограднике или около бахчи — кругом благоухание, свобода и мягкие дорожки. Живи и наслаждайся тем, что имеется вокруг. И делай только то, в чем уверен, — сделаешь лучше.

Сделать себя добрым я был не в силах. Важно было не стать еще хуже. И тогда додумался до пчелиных ульев. Это деяние я не включил в список моих преступлений. Оно совершилось, когда работал на заводе «Серп и молот». Директором завода был неприятный человек. Точнее — это был красивый мужчина, он хорошо одевался, прекрасно выглядел, но считал себя пупом земли. В те годы принципиальность не была в моде, а он считал себя непогрешимым. Тогда дьявол еще не покинул мою душу, а работа на заводе меня не удовлетворяла, и я снова решил устроить спектакль — втянуть его в грязное дело, а потом смотреть, как он будет выкручиваться. На торжестве по случаю 8 Марта я сидел рядом с женой директора и услышал, как она жаловалась технологу, что ее отец, имея двадцать пчелиных семей, покупает мед, так как на его ульи напал гнилец… Через месяц я предложил директорскому совету организовать подсобное хозяйство, чтобы улучшить питание в рабочей столовой. Предложение было принято, а его организация возложена на меня. Я подобрал статью расходов, заместитель директора по экономическим вопросам утвердил смету, и подсобное хозяйство было развернуто. Решили создать пасеку, чтобы продавать мед и получать дополнительные доходы. Я послал своего человека на пасеку к тестю директора, где он приобрел несколько пчелиных семей. Через несколько месяцев они, естественно, погибли. Тот, кто покупал ульи, перешел на другую работу, а я, воспользовавшись подходящим случаем, намекнул шефу: «Вы должны меня поблагодарить». Директор страшно удивился, он словно впервые слышал это слово. Пришлось пояснить: «Израсходовали пять тысяч пятьсот левов из фонда социального страхования завода. Но вы не беспокойтесь. Все директора так делают. И даже хуже. Многие идут на уголовные дела…» Намек на уголовное дело страшно напугал шефа. Через два дня директор зашел ко мне и предложил восстановить истраченную сумму и сохранить это в тайне. «Эти деньги никак нельзя оприходовать», — ответил я. Никому об этом не говорил, но директора держал в кулаке. Мне было приятно смотреть, как он обливается по́том, когда мы в его кабинете обсуждали вопрос о целесообразности произведенных расходов или утверждали лимит социального фонда. Потом он начал приглашать меня к себе домой. Часто, оставаясь вдвоем, говорили о различных делах. Однажды директор напился, выдвинул из стола ящик, достал пачку десяток и швырнул мне: «Возьми их, они жгут мне душу». Я их, естественно, не взял. Ушел домой, оставив его и дальше мучиться. Вскоре после этого он заболел, его перевели на более легкую работу, а директором к нам назначили одного бывшего корабельного инженера. Непробиваемого. А может быть, я плохо искал его слабости. Потом понял: жена истязала его так, что он, чтобы как-то ослабить ее тиранию, полностью отдавал себя работе.

Вспомнил я и другие свои деяния. Удивлялся только, для чего их делал. Однако не оправдывал себя. Тогда понял истину: хуже, чем есть, я быть не смогу. Укротил себя. Залег на дно, в типу, и смотрел, как вокруг меня идет жизнь. Чувствовал тени, проходящие надо мной, пытался рассматривать их, но видел только тень Свилена: он, щупленький, широко расставив ноги, угрожал инженеру. Вскоре под подкладкой его канадки я обнаружил нож. Складной. Купил он его у одного шофера машины международных перевозок. Сказал ему: «За эту игрушку, сын мой, упрячут за решетку». И жизнь моя перевернулась. Однако я снова нашел выход из окутавшей меня мглы и был счастлив.

Раньше я испытывал муки от иллюзорно хороших дел. Теперь был вынужден делать добро, причиняющее мне страдания.

Нужно было спасать Свилена, хотя бы через мучения. Поехал в Русе. Встретился с отцом маркировщицы, и вместе с ним мы нашли человека, который помог перевести ее из Бараков. Маркировщица уехала. Мой парень пострадал, но кризис пережил. Думал, что все мои страдания закончились. Однако все началось сначала. «Я убью его! Не берет ее себе и не отдает другим! Убью, будь он проклят!» — угрожал Свилен. Я верил ему и мучительно искал пути его спасения. Тогда мне пришла в голову одна мысль. Если у Свилена обнаружат растрату и посадят в тюрьму, может быть, хоть на некоторое время его отвлекут от возлюбленной и от Румена. И я тайком украл у него из ящика деньги, а потом написал анонимное письмо в район, чтобы прислали ревизию. Обнаружили недостачу двадцати семи стотинок. Оказалось, что украденные мною деньги были внесены авансом каким-то рабочим на покупку мебели и нигде не были оприходованы. «Значит, ему на роду написано быть убийцей», — решил я. И теперь уже не спал ночи напролет, потерял аппетит. Не переставая думал, как спасти «сына». Однажды попросил Свилена съездить на моей машине на станцию, зная его слабость к рулю, хотя он не имел водительского удостоверения. Он с радостью поехал. Я сообщил в милицию. Его задержали. Однако опять ничего. Ехал со своим приятелем — шофером, который управлял машиной. Меня спросили, как он взял машину — по разрешению или украл. Сердце не позволило сказать неправду. Умышленно толкал Свилена на преступление, а судьба оберегала его. Перед Новым годом он отправился на экскурсию в Бухарест. Уехал, не попрощавшись со мной. Вообще отношения между нами охладились. Он ни в чем меня не подозревал, но очень сильно увлекся сердечными делами. Тогда я совсем перепугался, что он может что-нибудь сделать с Руменом. И каждое утро ждал трагедий. А увидев Румена живым и здоровым, благодарил бога. Останавливался где-нибудь в укромном местечке и молился. Страстно молился и верил, что бог слышит меня.