Прозрачная маска - [55]

Опасность, однако, не исчезла. До боли в голове старался придумать, как хотя бы временно удалить или Свилена или Румена. Так и додумался до милиции. Милиция для того и существует — не только чтобы защищать одного человека от другого, но и для защиты человека от самого себя. Хотелось пойти к начальнику милиции и рассказать ему обо всем, но боялся, что посчитают сумасшедшим. Никто не поверил бы мне, что всю жизнь я шел против течения и что только теперь нашел правильное направление. Так я мучился в безвыходном положении. Наступила предновогодняя ночь. Когда увидел журналистку, мне показалось, что бог услышал мои молитвы. Я снова обрел надежду. Веселился, рассказывал анекдоты, танцевал и напряженно думал. И тут услышал, как Румен сказал, что ему нужны деньги… Меня сразу осенило. А потом я обдумал все подробности. «Ограблен магазин, подозрение падает на Румена и журналистку, не исключается и Свилен, дело запутывается, а время идет. Может, и вообще не распутают. Однако или Свилен или инженер окажутся за решеткой. Лучше пусть «сына» на небольшой срок осудят сейчас, чем потом надолго», — думал я. И привел свой план в исполнение. Конечно, не строил иллюзий, что осуществил чисто. Все делалось в спешке, к тому же я не криминалист. Вспомнил виденное в кино и проделал операцию с волосами журналистки и хождением задом наперед. Может быть, и наивно, но сделано.

Свилен был задержан еще до встречи со мной. Он категорически отрицал свое участие в ограблении магазина. Его выпустили. Потребовалась целая ночь, чтобы убедить его в том, что для него будет лучше, если он оклевещет себя и признается в ограблении. «Почему лучше?» — упорствовал он. «И для тебя, и для Рилки, и для ребенка будет лучше. Потом тебе все объясню», — внушал я ему. Имя маркировщицы буду проклинать и в аду. Свилен отправился в милицию, признал свою вину, но ему не поверили. Снова отпустили. Тогда я отправился к своему приятелю доктору Ковачеву и попросил уложить его в больницу и задержать в карантине под предлогом какого-нибудь заболевания. «Не могу, — ответил он. — Если дознаются, запретят практиковать, а я не хотел бы уходить на пенсию в качестве кельнера, например». Окончательно расстроившись, решил поговорить с Руменом как мужчина с мужчиной. Мне сказали, что он ушел в старую шахту. Было уже темно, а у меня плохое зрение, шел я медленно, придерживаясь за стену. В это время в шахту вошла журналистка. Она не видела меня. Притаился в ожидании и стал свидетелем того, от чего хотелось выть от радости. Оказалось, что они любят друг друга и собираются жениться. Румен, женившись, хочет уехать — значит, мой Свилен получит свою возлюбленную. Видел, как они обнялись, и мне не терпелось плюхнуться прямо в грязь и целовать их ноги. У меня вдруг схватило живот и скрутило так, что я не заметил, как журналистка ушла. А когда боль в животе немножко утихла, увидел, что в шахту вошел Свилен. Он был сильно пьян.

— Эй! Отзовись! Подонок! — кричал он.

«Когда успел налакаться Свилен? Ведь рабочее время», — подумал я.

— Я тебя убью! Гад ползучий…

— Хорошо, давай, только побыстрее. В шесть я должен быть на совещании, — огрызнулся Румен, шагая вниз и насвистывая. Тут я почувствовал, что сейчас произойдет что-то непоправимое, и весь задрожал.

— Убью, э-э-э… — И Свилен навалился на вагонетку. — Получай, скотина-а…

Вагонетка вздрогнула, загрохотала, убыстряя ход, а ниже проход узкий, точно для вагонетки. Услышал, как инженер вскрикнул…

Свилен побежал, а у меня снова начались спазмы в животе.

Не помню, сколько простоял я согнувшись. У меня еще светилась надежда: может быть, Румен жив? Хотел отправиться к нему, но страх и отвращение удержали меня. Вышел из шахты. Было совсем темно, по радио передавали болгарскую народную музыку. Отправился в общежитие. Свилена нигде не было. «Скрылся», — мелькнула мысль. Теперь действительно нужно спасать его. Не зная как, я напряженно думал. Первое, что пришло в голову, — направить поиски по ложному пути. Решил испробовать акцию с авторскими автографами на журналах. Журналистка с удовольствием подписала журналы, потом я вырвал листки с ее автографами, подобрал нужные мне слова из написанного ею, поставил их в соответствующем порядке, и получилось нечто вроде угрозы за безответную любовь. Примитивно, конечно. Но другого ничего не придумал. Тогда хватался как утопающий за соломинку. Оставил ее записку (как улику), а кусочки записки бросил в корзину Румена (он никогда не закрывал свою комнату).

Отправился искать Свилена. Обнаружил исчезновение моей машины. «Уехал. Куда? К кому? К границе», — мелькало в голове. Протрезвев, вероятно, понял тяжесть преступления и решил бежать. Примерно за месяц до этого случая у меня гостил приятель, шахтер-пенсионер. Жил в одной пограничной деревне и, как он рассказывал, сотрудничал с пограничниками и помогал им. Он как-то упоминал, что была тропинка, по которой после 9 сентября бежали за границу всякие преступники. Эта тропинка шла около высокой скалы, которая при восходе солнца казалась золотисто-красной. Потом пограничники обнаружили ее и закрыли. Рассказывал об этом приятель мне, а Свилен присутствовал при разговоре и теперь, видимо, решил воспользоваться этой возможностью. И если попытка ему удастся… «Что ждет его там, за рубежом? Голод, нищета и скитания по лагерям для беженцев. Уж лучше здесь. Осужден, посажен в тюрьму, но здесь, в Болгарии», — думал я. И отправился спасать его.